– Да, я играю на тамбурице и на фортепиано, и еще пою. Но это неважно. Энгельбрехты очень строго относятся к визитерам-мужчинам.
– Я мог бы зайти не как визитер, а как сокурсник и коллега-музыкант, – предложил он. – Это их успокоит?
Я покраснела. Как глупо с моей стороны было предполагать, что он хочет прийти в качестве моего визитера.
– Возможно, герр Эйнштейн. Это еще нужно выяснить.
Я надеялась, что он примет это как вежливый отказ.
Он понимающе кивнул.
– Вы меня сегодня поразили, фройляйн Марич. Вы не просто блестящий математик и физик. Похоже, вы еще и музыкант, и богема.
Улыбка у него была заразительная. Я невольно улыбнулась в ответ.
Он изумленно уставился на меня.
– Кажется, я впервые вижу, как вы улыбаетесь. У вас очаровательная улыбка. Хотелось бы мне выманить побольше таких улыбок из ваших суровых уст.
Смущенная его замечанием, не зная, что ответить, я повернулась и ушла в пансион.
24 апреля 1897 года
Зильская долина, Швейцария
Впервые с тех пор, как мы сошли с поезда из Цюриха и отправились в путь по долине реки Зиль, наша группка смолкла. Тишина была такая, словно мы вошли под своды собора. В своем роде это было верно: именно такое ощущение оставлял этот первозданный лес – Зильвальд.
Вековые деревья-великаны обступали нас с двух сторон, мы перешагивали через трупы их павших собратьев. Ковер мха заглушал звук шагов, отчего кваканье лягушек, стук дятлов и пение птиц казались громче. Я словно очутилась в дикой лесной чаще из моей любимой в детстве сказки, и по молчанию Миланы, Ружицы и Элен я догадывалась, что они ощущают тот же благоговейный трепет.
– Fagus sylvatica, – прошептала Элен, прервав мои мысли. Я не уловила смысла этой латинской фразы, что было странно: я ведь говорила и читала на немецком, французском, сербском и латыни, а это на два языка больше, чем у Элен. Непонятно было, с кем она разговаривает – со мной или сама с собой.
– Прошу прощения?
– Извини. Это род и вид этого букового дерева. Мы с отцом часто подолгу гуляли в лесу неподалеку от нашего дома в Вене, и он обожал латинские названия деревьев.
Элен крутила в пальцах опавший лист бука.
– Это название такое же красивое, как сами деревья.
– Да, оно мне всегда нравилось. Очень поэтичное. Fagus sylvatica живет около трехсот лет. На просторе они вырастают почти до тридцати метров. А когда им тесно, рост замедляется, – проговорила Элен с загадочной улыбкой.