Истина, Добро и Красота значимы для человека как ценности, имеющие собственную уникальную духовную перспективу, открывающие человеку различные способы движения духа, но так же как свойственно им взаимно обогащаться чертами друг друга, так все они необходимо имеют в себе черты Святыни. Каждая из этих ценностей выступает как предмет служения, как источник чувства благоговения, каждая из них может быть понята как форма почитания Святыни. Святыня, как ценность, не покрывая собой уникального своеобразия вышеназванной триады, характеризует каждую из этих ценностей и всю триаду целиком как знак связи с онтологически высшим. Находясь, в качестве момента их ценностной значимости, в единстве с Истиной, Добром и Красотой, Святыня может являться в то же время и вполне самостоятельным предметом духовно-ценностной установки человека. В качестве таковой, она образует особую предметность религиозной жизни.
Религиозность понимается здесь нами достаточно широко, предельно даже широко, – как всякое переживание устремленности и причастности, то есть той или иной формы связи со Святыней, как неким вообще знаком, указывающим на онтологически высшее и трансцендентное основание всякого бытия. Примерно в этом смысле употребляет К. Ясперс понятие «шифры трансцендентного». Необходимо только уточнить, что «шифрами трансцендентного» являются все без исключения духовные ценности, понятие же Святыни, во-первых, указывает на определенные моменты – служения, благоговения, присутствующие больше или меньше в переживании человеком своей соотнесенности со всякой ценностью, во-вторых, это понятие говорит об истоках всякой ценности и ценностного сознания, как такового, а в-третьих, оно относится к особой и наиболее фундаментальной ценности человеческого бытия.
Мы переходим, наконец, к раскрытию нашего понимания сути философского акта и к характеристике того места, которое философия занимает, на наш взгляд, в сфере духовных устремлений человека. Прежде всего, необходимо сказать, что же является предметом философствования, в устремленности к чему рождается и движется философская мысль. Нам представляется, что наиболее точным является здесь как раз наиболее древнее – первое! – затертое привычным повторением, но единственно точное понимание философии как «любви к мудрости». За время, прошедшее со времен Пифагора, впервые так определившего суть своих занятий, философию в разные времена пытались истолковать по-разному, подчиняя ее нравственности или религии, понимая ее как высшую науку или особого рода искусство, выделяя в ней методологический или педагогический, созерцательный или деятельный, умозрительный или эмпирический аспекты. Существенно различным был и остается облик философии, но при всем этом, на наш взгляд, вполне можно определить смысл всякой философии во всех различных ее формах и интерпретациях именно как взыскание мудрости.