Усилия эти заключались в беседах по душам с рассорившимися в пух и прах Хранителями. Скиталец использовал любой удобный момент для подобных разговоров, но, если замечал хоть толику недовольства на лице Лекаря, быстро соскальзывал с темы. Старик не пытался форсировать события. Он исходил из принципа: вода камень точит, – и предпочитал действовать по тому же алгоритму.
Олег Иванович жаждал примирения так же сильно, как и слепой старец. Профессор всегда охотно поддерживал разговор, но всякий раз сводил его к жалобам на Лекаря и Крапленого. Причем, по непонятной причине, список претензий к этим двум Хранителям раз от разу рос как снежный ком.
Скиталец проявлял чудеса терпения и такта. Он молча слушал профессорское нытье, иногда кивал, бывало, сочувственно вздыхал или отделывался ничего не значащими фразами вроде: «угу», «отож», «ну да». Но однажды старик не вытерпел:
– Ну а чего ты хотел? Балабол с Крапленым не один пуд соли съел, на пару с ним работая проводником в парке развлечений. А до того он стал для Лекаря спасительной соломинкой, когда наш болотный доктор маялся от безделья и смертной скуки. Сам ведь знаешь, как тут во времена «Чернобыль Лэнда» было.
Олегу Ивановичу показалось, что Скиталец прячет усмешку в седых усах и длинной бороде. Он вгляделся в иссеченное морщинами лицо старика, но то оставалось неподвижным, словно профессор любовался искусно вырезанной из мрамора скульптурой, а не смотрел на живого человека.
Мутные бельма старца невидяще уставились в переносицу Олега Ивановича. Профессора как будто обожгло огнем. Он вздрогнул, ссутулился и подтянул плечи к ушам.
– Долго зыркать так будешь? – строго сказал Скиталец. – Я не картина в музее. Неча на меня как на диковину заморскую пялиться. Ты бы лучше делом занялся, а не ныл тут без повода и глазенапами своими дырку во мне сверлил.
– Так уж и без повода, – чуть слышно пробурчал профессор, отвел глаза в сторону и потянулся к чашке. Традиционно его беседы с первым Хранителем Зоны сопровождались чаепитием. Чая оставалось совсем на донышке. Олег Иванович хотел было подлить себе из пузатого чайника, но решил пока с этим повременить.
– Чего ты бормочешь? – поморщился Скиталец. Гримаса недовольства затерялась в густой растительности стариковского лица, так что профессор ничего не заметил. – Ты же Хранитель. Не пристало тебе мямлить, как нашкодившему подростку.