Праздник, которого я не просила.
Я не хотела идти. Не любила сладкое. Не любила толпу. Всё внутри меня тихо кричало: «Пожалуйста, не надо…»
– Ну ты же сладкоежка, иди, будет весело! – мама улыбалась, как будто убеждала не меня, а себя.
Я качала головой. – Нет. Правда, нет.
– Что ты выдумываешь? Все пойдут. И ты пойдёшь.
Я замерла.
– Если я не пойду, она будет злиться.
– Может, с ней правда что-то не так? Я ведь должна радоваться. Все же идут…
И я пошла.
Словно провалилась в чью-то чужую волю.
Платье натирало подмышки, бантик давил на голову, запах крема щекотал в носу.
Я вся сжалась – как будто моё тело пыталось исчезнуть.
В груди – плотный ком. В горле – сдавленное «нет», которое никто не услышал.
– Я же сказала… Почему меня не слышат?.. Может, со мной что-то не так?
Позже я поняла: в этот день я впервые усомнилась – стоит ли вообще говорить о том, что я чувствую?
Мне было лет десять.
Машина гудела, радио шипело, запах бензина и солнца.
Мы ехали к бабушке сажать картошку.
Папа вдруг повернулся:
– Наташ, как думаешь, вот этот сорт лучше посадить у бабушки или на нашем огороде?
Меня будто окатило светом. Он спрашивает меня?
Сердце подскочило, ладони вспотели. Я прижала их к коленям, чтобы никто не увидел, как дрожат.
– Думаю, на своём огороде, – тихо сказала я.
– Ну, значит, так и сделаем, – кивнул он.
Я светилась.
Впервые – как будто на моём голосе вырос листик доверия.
Но потом…
Он сделал по-своему. Посадил у бабушки.
Я сжалась.
Я не спросила «почему». Не закричала «ты же сказал».
Я просто затихла.
Словно воздух в грудной клетке ушёл и не вернулся.
Тело стало тесным. Как будто не мне.
Где-то глубоко внутри проскользнуло:
– Не рассчитывай. Всё равно не считается. Не трать голос.
С тех пор я чаще молчала, чем говорила.
Школа. Сочинение по «Онегину».
Я вложила в него всё.
Не по шаблону. Не «как надо».
Я писала так, как чувствовала. Вдохновенно, ярко. Своё.
Учительница взяла мою тетрадь, прочитала.
А потом – вслух.
– Вот, дети, вот так писать не надо. Это у нас фантазёрка…
Смех.
Класс гудел.
А я сидела, как в холодной ванне.
Лицо горело. Щёки жгло.
Пальцы были холодными, как лёд.
В животе – будто камень.
А голос… спрятался. Сжался и исчез.
– Больше никогда. Никаких «своих» мыслей. Это опасно, – шептал кто-то внутри.
И самое страшное – не смех.
А тишина.
Музыкальная школа. Выпускной экзамен.