– Она тоже там?
– Нет. – Ответила резко.
– Пойдём сегодня в «Арлекин»?
– Если хочешь.
– Как скажешь – подумают, у меня там любовник.
Он сел на диван и взял сигарету.
– Лысый Киси, седой Гото…
– Чудесно! Ты считаешь себя самым достойным.
Она направилась к дивану. Постучали.
– Войдите.
Вошла горничная Мари, хихикая и мотая головой. Пришла убирать.
– Что с мадам Кики? – Он у окна спросил, пока она поправляла красное пуховое одеяло.
– Кики?
– Да, да.
Мари, поправляя одеяло, еле сдерживала смех.
– Где она?
Та закрыла рот, кивнула и указала на стену.
– По соседству, недавно.
– Да, да.
– О! – Они переглянулись.
– Уже родила?
Мари кивнула.
– Когда?
Она загибала пальцы:
– Две недели назад.
Ловко перевернула соломенный тюфяк. Женщина подошла и помогла заправить простыню.
– Мальчик? Девочка?
– Маленький мальчик.
– Безотцовщина крепкий? – Он опёрся о перила, выгнувшись. В соседнем окне мелькнула белая тряпка.
– Уехала в деревню.
Мари заправляла одеяло.
– Отправила к родне?
– Да, да.
– Рожала всё там же, под крышей?
– Да.
– Мужчина приходил?
– Нет, нет.
Ключи в грязном переднике Мари звякнули, когда она взяла пуховое одеяло с кресла.
– Бедняжка. – Женщина подошла к нему.
– Мадам Кики уже гуляет.
– Бойкая бабёнка. – Он скривился. Мари рассмеялась.
В дверях показалось длинное лицо Каваи.
– Входите.
Снизу позвали Мари.
– Обращается со мной, как с рабыней. – Буркнула она, уходя с веником и тряпкой.
– Простите за прошлый раз. – Каваи лениво опустился на диван.
– Это мне нужно извиняться. – Она улыбнулась, села на край кровати. Лучи из западного окна упали на её белые таби.
– Ямагути волнуется, не сердится ли жена. – Он вертел коробку «Любан».
– Глупости.
– Он робкий.
– Я тоже волновался. – Каваи опустил подбородок и посмотрел на неё.
– У него тогда болела голова, сам хотел уйти.
– Тебя жена не ругала?
Он засмеялся.
– Вздор.
Муж достал коробку сигар.
– Угощайся. – Поставил рядом с Каваи.
– Ага. – Тот взял одну, щупая кончик.
Она тоже взяла, протянула руку к ножу на столе, обрезала конец и подала мужу.
В последнее время она любила демонстрировать такие вещи при людях. Он считал это болезненным.
– У тебя же ничего нет. – Каваи развёл руками.
– Сегодня двадцатое?
– Кажется. – Он взглянул на неё.
– Да.
– Удивишься – я не написал ни строчки в этом месяце.
– Не удивлюсь. Ты всегда так.
– Хи-хи. – Он съёжился.