Подойдя к входной двери, Цераэль услышала живущий своей жизнью дом, который ждал гостей. Пахло так вкусно, что наесться можно было количеством выделившейся слюны.
Фьюриэль занесла руку, чтобы постучать, но дверь успела открыться прежде. Встречал их хозяин дома, в синей рубахе со сдержанным северным орнаментом искусной работы, вместо хэккийской формы.
– Когда-нибудь, я успею постучать, – с деланным недовольством сказала Фьюриэль. Наэль улыбнулся.
– Когда меня дома не будет, разве что, – сказал он, приглашая девушек внутрь.
После того, как Цераэль перешагнула порог, у нее появилось стойкое ощущение, что ее обняли. Все тревоги, лишние мысли и раздумья, остались за порогом этого дома.
…Сидя за овальным столом на просторной кухне и наблюдая за происходящим и своими ощущениями, Цера не заметила, как дожевала вторую тушку белой рыбы, запеченной с луком и козьим сыром. Для хлеба Лимдэль у нее теперь был выделен отдельный желудок, но секретный ингредиент она разгадала. Внезапно, светскую беседу о замачивании на зиму брусники прервал приглушенный стук со струнным резонансом. Кто-то уронил музыкальный инструмент.
– Молодец, – сказал хозяин дома без тени раздражения или негодования. Видимо, ему прекрасно было известно, что произошло и каким образом.
– Наэль? – лукаво улыбаясь протянула Лимдэль.
– Неси, что уронил! – громко, но добродушно, повелел тот.
Малыш по имени Оганэль с виноватым видом принес отцу старенькую мандолину с серебряными струнами. Инструмент явно повидал за свою долгую жизнь. И принадлежал не одному хозяину.
Наэль немного подстроил мандолину, пробежался пальцами по струнам и плавно перешел на одну из самых похабных портовых песен. Но, дойдя до куплета, петь не начал, а переключился на совершенно другой мотив. На третьем переборе поднял глаза на жену, встретил ее взгляд и даже моргать перестал. У Цераэль аж волоски дыбом встали от той глубины любви, нежности и благодарности, что эти двое друг к другу испытывали.
Слов она не слышала, в текст не вникала, просто плавала на волнах тех чувств, что в таком сочетании и развитии не были ей знакомы до сих пор.
Из транса ее вывело прикосновение алхимика, которая обеспокоено вглядывалась ей в лицо. Цераэль сморгнула, поняла, что ее окружает тишина и такие же обеспокоенные лица северной четы. Причина была проста – у нее с обеих сторон от подбородка капали слезы.