– Я же всё ещё не знаю вашего древнего языка… – сказал я, беря в лапы книжки, символы на них действительно были для меня как детские каракули.
– Как ответственный родитель, я тебя научу. Заодно будет лишний повод провести время вместе. Я, конечно, не думаю, что ты станешь менее ядовит ко мне, но…
– …но это хоть какое-то развлечение в вечности, – сказал я и отложил письмо, – Давай посмотрим, что там такого «успокаивающего».
Печать пятая – Феликс – Моя маленькая революция
СССР, Москва, 7 ноября 1968 года
«Эрнесто Че Гевара был убит в Боливии 9 октября 1967 года».
Столица Союза была полностью погружена в празднование пятидесятой годовщины Революции, а я всё думал об этой злосчастной вырезке из газеты. Эрнесто был убит. Жестоко, показательно казнён боливийским правительством, ЦРУ и… беглым нацистом, Барбье.
Разумеется, с санкции Санта-Анны и Либеччо. Очевидно, при поддержке остальных членов Совета. И с полным наплевательством к моим чувствам и планам. Более того, даже с определённой издёвкой ко мне, не просто питавшему симпатии к харизматичному революционеру. Я опекал его и защищал, считая своим личным маленьким проектом. Гораздо более ценным и личным, чем Святой престол.
А они… Они не просто наплевали прямо мне в душу. Либеччо, очевидно потакая своему садизму, сделал это с издёвкой, чтобы мне было больнее от потери. И дело даже не только в том, что он подключил к поимке нацистского преступника. А в том, что американским агентом, которого Либеччо поставил на эту операцию тоже звали Феликсом. Это было очень в духе чёрного масонского юмора. И в духе Либеччо, конечно.
Теперь же, весь Совет, ничуть не стесняясь своего поступка приехал ко мне домой, чтобы отпраздновать «вступление неофита» в свои ряды. Мартин настаивал, чтобы мы каждый год праздновали моё вступление в тайную организацию. Он же и сгонял всех членов Внутреннего круга в Москву, в свой собственный подземный замок – «Метро-2».
Этот комплекс бункеров, построенный под столицей СССР, и частично дублирующий общественное московское метро, был построен по заказу моего наставника. Не только, чтобы ему было где жить, в моменты, когда он не «летает развеяться», но и для того, чтобы проводить пышные пирушки в дали от чужих глаз. Тилацин очень любил что-нибудь праздновать и за многие тысячи лет всё ещё был горазд на выдумки. На самом деле, ему даже особый повод был для этого не нужен, ведь он был тем ещё гедонистом…