и
Павлом Козюлькиным.
Да и не так часто Пашка ковыряется в носу… Чаще всего когда думает о своём секрете. Дело в том, что другие дети вокруг Пашки – не настоящие. Пашка понял, что одноклассники, мальчишки во дворе и на футболе только делают вид, что они – дети. А на самом деле они такие же взрослые, как и его папа, и мама, и бабушка, и мамина сестра, и тётя… Пашке кажется, что они разыгрывают спектакль, когда не знают ответ на уроке английского, падают с качелей, боятся зубного, плачут от обиды или раскусывают горошек перца в супе и бегут к раковине, чтобы выплюнуть остро-горькую жижу во рту.
В общем, Пашка совсем не верит другим детям: он видел их хитрые глаза, улыбки, перешёптывания, которых у него никогда ни с кем не было. Они же точно против него сговорились! И ещё Пашка не верит в детские ссоры, дружбу и обиды – ему и одному очень даже хорошо.
Только иногда капельку одиноко.
Но вообще, в квартире у Пашки прямо сейчас очень вкусно пахнет печенной с сахаром вишней. Пашка не может дождаться, когда бабушка достанет слоёный пирог из духовки. Мальчик три раза собрал и разобрал стопку книг на столе, посмотрел в окно, забрался на балконе на табуретку и расковырял ранку на руке, а пирог был всё ещё не готов. Тикают часы. В конце коридора темнеет шкаф. Его дверь редко закрывается плотно и иногда сама собой приоткрывается, будто зовёт Пашу: мол, всё равно пока пирог в духовке, иди сюда. И вот Пашка, от нечего делать, решил заглянуть в шкаф.
На крючках в темноте шкафа висит мамина шуба, папин пуховик, бабушкин клетчатый плащ и несколько старых, никем давно не чищенных и не накинутых на плечи пальто. Паша проводит рукой по зелёной ткани одного из них и улыбается: в прошлом году в школе ставили спектакль «Конёк-горбунок», он играл скомороха и был в этом старом пальтишке. Рукава висели почти до пола, широким красным поясом от маминого халата пальто затянули сильно-сильно, но оно едва не волочилось по полу, а шапка съезжала на глаза так, что приходилось бегать по сцене почти на ощупь. Пашка три раза чуть не запутался, чуть не упал, но сорвал аплодисменты и вообще – был большой молодец.
– Эх, пальто-пальто, – стоя перед открытым шкафом, вздыхает мальчик. – Ты вот не слышишь этого запаха, не любишь этот вишнёвый пирог, и как же тебе не повезло. Будто услышав Пашку, дверь на кухню открывается, окатив мальчика, словно лавиной, сладким густым запахом. И всё вокруг начинает сиять алым, бордовым, лаковым соком печёной вишни и горячего сахара, даже тёмный паркет коридора и в завитушках потолок. Ох!