«Ранний симптом?» – пронеслось в голове холодной иглой. Хантингтон-Плюс. Хореиформные гиперкинезы. Мелкие, неритмичные, хаотичные движения. «Или просто нервное истощение? Стресс? Эффект ноцебо в чистом виде?»
Она сжала руку в кулак, пока костяшки не побелели. Дрожь утихла. Но тень сомнения легла на сознание тяжелым саваном. Знание о болезни стало линзой, через которую она рассматривала каждое свое движение, каждый сигнал тела. Раньше легкое головокружение при резком вставании она бы списала на переутомление. Теперь она мысленно сверялась с симптоматикой Хантингтона. Неустойчивость? Нарушение координации? Она ловила себя на том, что, идя по коридору, сознательно ставила ноги чуть шире, проверяя устойчивость. Будто балансировала на канате над бездной. В отражении лифта она пристально вглядывалась в свое лицо: нет ли асимметрии? Может, уголок губ опущен чуть ниже? Может, мимика стала беднее?
Каждое утро начиналось с немого ритуала: стоя перед зеркалом в ванной, она медленно поднимала руки, вытягивала их перед собой, растопыривала пальцы, смотрела, нет ли тремора. Потом касалась пальцем кончика носа с закрытыми глазами. Проверка координации. Раньше она проделывала это с пациентами. Теперь – с собой. И каждый раз, когда движение было идеальным, на мгновение отпускало. А когда палец чуть отклонялся, или рука чуть подрагивала – ледяная волна страха накрывала с головой. «Это оно. Началось. Раньше срока».
Ее квартира, некогда образец сдержанного порядка, стала отражением ее внутреннего хаоса. Стол в кабинете, превратившийся в командный центр расследования, был завален распечатками медицинских статей, графиками, результатами их тайного анализа, листками с пометками Андрея о психосоматических случаях. Но теперь к этому добавились и ее собственные записи. Скрупулезные дневники самонаблюдения.
*«22:47. Легкое подергивание указательного пальца левой руки в покое. Длительность 3—5 сек. Исчезло при произвольном движении». *
«06:15. При пробуждении – ощущение „тумана“ в голове, длилось ок. 10 мин. Кофе не помог».
«15:30. На конференции – кратковременное головокружение при смене позы. Коллега не заметил».
Она погружалась в исследования с маниакальной интенсивностью, пытаясь найти ответ, доказательство, лазейку, хоть что-то, что разорвет петлю сомнений. Читала о нейропластичности, о влиянии хронического стресса на базальные ганглии, о ноцебо-эффектах в неврологии. Искала случаи, подобные их близнецам. Просматривала форумы «Знающих», выискивая истории о стремительном ухудшении до срока. Каждое новое подтверждение Эффекта Оракула было одновременно и облегчением («Я не сумасшедшая! Это реально!»), и ударом по ее собственному прогнозу («Это значит, это случится и со мной. Быстрее»).