К каждому креслу был прикреплен персонал: два техника в белых комбинезонах с капюшонами, скрывающими волосы, и масках, оставляющими открытыми лишь безликие глаза; и Опекающий – старший медперсонал в сером костюме строгого кроя, без маски, но с планшетом в руках, излучающим тусклый свет. Опекающие были лицами ритуала, его жрецами. Их выражения были профессионально нейтральны, лишены как сочувствия, так и жестокости. Просто эффективность.
Ирис подошла к своему назначенному креслу. Опекающий – женщина с коротко остриженными пепельными волосами и глазами цвета промытого неба – кивнула, не глядя, пальцы скользнули по планшету. Техники молча помогли Ирис устроиться. Кресло автоматически подстроилось под ее контуры, ремни мягко, но неумолимо зафиксировали запястья и лодыжки. Не для боли, а для абсолютной неподвижности. Ирис закрыла глаза на мгновение, привыкая к ощущению легкого давления. Это не было насилием; это была необходимость, гарантия точности. Ритуал требовал совершенства исполнения.
«Ирис. Седьмая когорта. Штамм „Цитрусовая Эссенция“. Кодовое имя: „Лимонная Кайма“», – монотонно произнесла Опекающая, сверяясь с данными. Голос был лишен интонаций, как у синтезатора речи. «Стабильность: 98,7%. Последняя калибровка: без отклонений. Показания к текущей стабилизации: профилактическая поддержка, нивелирование фонового стресс-фактора после презентации». Она произнесла это так, будто читала погодный прогноз. Ирис знала, что «фоновый стресс-фактор» – это та самая дрожь под лопаткой, которую она почувствовала у зеркала. Система все видела. Все знала.
Один из техников подкатил к креслу столик с инструментами. Стерильная салфетка, ватные шарики, пробирки. И шприц. Не обычный, а сложный, многосоставный инструмент из прозрачного биопластика и хирургической стали. Его цилиндр был заполнен жидкостью. «Эликсир».
Жидкость была непостижимого цвета. Не золотая, не янтарная, а что-то среднее, с внутренним мерцанием, словно в ней были взвешены микроскопические частицы света. Она переливалась даже в тусклом свете зала, излучая собственное, слабое сияние. Вид ее вызывал у Ирис странную смесь благоговения и глубокого, животного желания. Это был нектар их существования, амброзия, дарующая жизнь и совершенство.
Техник в перчатках обработал участок кожи на внутренней стороне локтевого сгиба Ирис холодным антисептиком. Ощущение было резким, чуждым на ее всегда идеально сбалансированной коже. Потом он взял шприц. Игла была длиннее и тоньше, чем можно было предположить, блестящая и острая, как жало осы. Ирис не боялась игл. Их было слишком много в ее жизни – инъекции питательных коктейлей, калибровочные уколы, заборы проб. Но игла «Эликсира» всегда была особенной. В ней заключалась суть их зависимости, их вечной благодарности и их рабства.