Город не готовился к обороне. Никаких укреплений. Никаких воинов. Только тишина и солнечный свет, режущий глаза, привыкшие к сумеркам Бездны.
Когда демоны подошли к вратам, те были распахнуты. В проеме стоял старик в белом. Его лицо – спокойно.
– Мы ждали вас, – сказал он, и голос его звучал так, будто доносился из далекого прошлого.
Кайрос поднял руку, останавливая легион. Он изучал старика, ища подвох – и находил лишь покой. Это бесило.
– Где ваши воины? – спросил он.
– Наши воины – это молитвы. А наши мечи – прощение.
Демоны заржали. Кайрос – молчал.
Он взмахнул мечом – и легион хлынул в Элизий, как черная лавина. Демоны выламывали двери, рубили всех подряд: стариков с иконами, матерей, прикрывающих детей, юношей со слезами в глазах. Город стал бойней. Кровь лилась по белым ступеням, забрызгивая фрески.
Но людей не сломить. Они выходили в белых мантиях, становились на колени и шептали молитвы. Улыбались. Протягивали руки к небу, будто встречали гостей, а не палачей. Никто не бежал.
Это вызывало гнев.
Кайрос сжал рукоять меча до хруста костяных пластин. Воины резали безоружных – без вызова, без чести. Где слава? Где песни? Лишь хлюпанье крови и предсмертные хрипы. Позор.
Он шел по пылающим улицам, влекомый чем-то. Колонны рушились, фасады трескались, воздух дрожал от криков. Под ногами – пепел и липкая жижа из крови и памяти.
На перекрестке снова стоял старик в белом. Спокойное лицо. Пустые глаза. Кайрос мог разрубить его – не стал. Прошел мимо, будто сквозь дым. Сапоги глухо стучали, оставляя трещины с черным дымом.
Город… опустел. Лишь ветер шевелил белые знамена с золотыми символами. Ни крика. Ни стона. Даже огонь пожирал дома в тишине.
Кайрос остановился у Собора Угасших Звезд – здания с куполом, похожим на застывшее пламя. Двери были распахнуты.
Князь переступил порог собора – и воздух внутри ударил ему в лицо. Не затхлостью, не запахом ладана – чем-то другим. Чем-то, от чего его демоническая сущность содрогнулась, будто обожженная.
Собор был пуст.
Высокие своды, покрытые фресками с выжженными глазами, уходили вверх, где вместо купола зияла дыра в небо – словно сам купол был выдран с куском неба. В центре стоял Алтарь – черный, базальтовый, испещренный золотыми прожилками.
За алтарем стояла девочка. Лет восьми, в простом белом платье, слишком большом для нее. Ее волосы – белые, почти прозрачные – светились как лунная пыль. Но самым странным в ее образе были глаза – слишком взрослые, слишком глубокие, взгляд которых, казалось, видел самую суть.