, члена Клуба Весёлых человечков. Но улыбка… «Улыбка ничего не стоит, но дорого ценится…»
66. Нетрудно понять и представить себе, что подкупал он этой своей обаятельной улыбкой и невесту свою взял именно ею.
Молодая же, в сравнении с сорока-сорокадвухлетним женихом, была таковой в прямом смысле слова. Ей было на вид лет двадцать шесть–двадцать восемь. Возможно, она, если вглядеться, просто сохранила первозданную свежесть и эдакой бесовской огонёк больших зелёных глаз, сочетавшихся с игривой грубоватостью её повадок и движений и никак не вязавшихся с обликом простушки, не наделённой вящей привлекательностью. Гэлька готовилась стать молодухой, прожив со своим состоявшим в чине дворника неугомонным Юзиком в незарегистрированном браке около двух лет, усердно помогая ему на равных.
Жили они предельно скромно, почти ничего не покупали в магазинах и питались исключительно привезёнными из деревни Рукойни (лит. Rukainiai67) продуктами семейного агропрома. Сало, деревенские ветчинка и колбаски, картофель, лук, чеснок, белый творожный сыр и творог, яблоки и сливы, – всё это было своё – вкусно и неприхотливо. Соленья и маринады, повидла и варенья, домашнее «плодововыгодное» (так в народе с усмешкой называли плодово-ягодное) вино и мутноватый самогон с родины нередко дополняли и разнообразили их стол. Видать, копили они денежку на свадьбу; Юзик много работал, был весел и общителен и чаще всего улыбался. Казалось, что ему всегда хорошо. Всё в жизни встречал он с улыбкой.
Гэнюсь, чьими стараниями Юзик переселился «с вёски» в столицу и обосновался в ней, давно жил в Вильнюсе, старался выглядеть солидным мужчиной, облачался в тройки, носил на левой руке «загарек»68, правой между указательным и безымянным пальцами «тшимал»69 дорогую папиросу и частенько наведывался к Юзефу, покровительствовал ему. Соседи говорили, что Гэнюсь стоит на базаре «под галей»70, продаёт продукты семейного агропрома, любит погулять-покутить, повеселиться. Во время оно (после войны прошло пятнадцать лет) население ещё не оправилось от разрухи и нужды, семьи ещё жили без мужиков-кормильцев, а прилавки магазинов ломились от изобилия продуктов, которые лет через десять перешли в разряд дефицитных деликатесов. А тогда далеко не каждый мог себе позволить твердокопчёные-твёрдовяленые колбасы, буженину, белужий бочок, коньячок и уж тем более икорку красную и чёрную, продававшуюся на развес из больших жестяных банок и берестяных туесов. Приходя к Юзефу на привычный мутноватый «сельхознапиток», Гэнюсь «когда-никогда» приносил немного чего-нибудь этакого, они садились к небольшому квадратному столику, а их междусобойчик старательно обставляла деревенской снедью и зеленоглазым вниманием будущая жена дворника. Гэнюсь, в свою очередь, готовился в свадебные сваты и относился к этому с большой серьёзностью и пониманием почётного долга. Надо заметить, что имена невесты и Свата всеми произносились со свойственным «тутэйшей мове» характерным гэканьем. Гэнюсь в своём вильнюсском кругу был шановным