Подобная ситуация, при которой древние языческие суеверия и элементы христианского вероучения уживаются вместе, до недавнего времени в науке называлась двоеверием (в фольклористике начала XXI в. этот термин считается устаревшим). Двоеверие – условный термин. Он вовсе не означает, что у восточнославянского крестьянина было две веры и что по понедельникам он верил в Перуна и домового, а по вторникам – в Иисуса Христа и св. Николая Чудотворца. Человек, живущий в двоеверии, убежден, что св. Николай и домовой, кикимора и св. Параскева – существа одного мира. Такой человек не осознает, что св. Николай и домовой принадлежат не просто разным, а взаимоисключающим вероучениям, что поклоняться им одновременно невозможно. Однако такое мировоззрение оказалось очень устойчивым и дожило чуть ли не до наших дней. Например, в начале XX в. крестьяне не находили ничего странного в том, чтобы на Пасху «христосоваться» с домовым или лешим. Для этого во время пасхальной заутрени шли в лес с крашеным яйцом и три раза говорили: «Христос воскрес, хозяин полевой, лесовой, домовой, водяной, с хозяюшкой и детками!»
На протяжении тысячи лет соседства с православием дохристианские представления активно развивались – некоторые мифологические образы забывались и исчезали, взамен появлялись новые. Когда на основе единой восточнославянской культуры стали складываться отдельные русская, украинская и белорусская традиции, в каждой из них общее мифологическое наследие начало постепенно видоизменяться на свой лад. Кроме того, наряду с общенациональными мифами стали появляться поверья и предания, известные лишь в отдельных областях. Например, образ русалки есть у всех восточных славян, а о кикиморе рассказывают только на Русском Севере и кое-где в Белоруссии. Так некогда единая система древнерусских мифов продолжала существовать, но уже в значительно измененном и раздробленном виде.
С середины XIX в. этнографы и фольклористы начали регулярно записывать у простых крестьян поверья, сведения об обрядах и различных формах магии. За полтора века ученым удалось собрать множество записей из разных районов России, Украины и Белоруссии[5]. Сравнив их с доступными нам сегодня сведениями из древних письменных источников, исследователи увидели, что между ними есть немало общего. Вот, например, обряд, описанный датским историографом Саксоном Грамматиком в «Деяниях датчан» (конец XII – начало XIII в.). Славяне, жившие на о. Руяне (современное название – о. Рюген в Балтийском море), после сбора урожая пекли на меду огромный круглый пирог и устанавливали его в главном храме перед идолом. Жрец вставал позади пирога и оттуда спрашивал собравшийся в храме народ, видно ли его. Народ отвечал: «Видно». Тогда жрец желал всем, чтобы на следующий год его не было видно из-за пирога, т. е. урожай следующего года был более обильный и новый пирог получился такой большой, чтобы полностью скрыть жреца. На Украине подобный обряд существовал еще в начале XX века, только совершался он на Рождество в кругу семьи: на стол клали друг на друга несколько пирогов, и хозяин дома делал вид, что прячется за ними. Дети спрашивали: «А где же наш батько?» Отец из-за пирогов отзывался: «Разве вы меня не видите?» – «Нет, не видим», – отвечали дети. – «Дай Бог, – говорил отец, – чтобы и на следующий год не видели». Восемь веков, разделяющие эти два описания, не повлияли ни на структуру обряда, ни на его смысл, который заключается в том, чтобы магическими приемами обеспечить себе на следующий год хороший урожай.