Схватила медицинскую папку, сумку, ключи.
Сердце билось в горле.
Я уже бежала вниз по лестнице, когда услышала его голос:
– Доброе утро, красавица.
Антонио сидел за столом в белой рубашке, без галстука, чашка кофе в руке. Он смотрел на меня с той ленивой, самодовольной ухмылкой, которую я ненавидела.
– Ты не собираешься хотя бы позавтракать?
Я резко остановилась.
Глянула на часы в коридоре.
– Опаздываю, Антонио! Почему… почему не сработал будильник?
– Потому что я его выключил, – сказал он спокойно, не поднимая голоса. – Хотел, чтобы мы провели утро вместе. Без спешки. Без твоей вечной “работы”. Хоть раз.
Я застыла.
У меня даже не было слов.
– Ты что, издеваешься?
– Нет. Я твой муж и хочу проводить с тобой время. Это нормально, Бриэль. Ты ведёшь себя так, будто я враг, а не человек, который любит тебя.
– Любит?! Ты называешь это любовью? Выключать мой будильник, ставить под угрозу мою работу, мою репутацию? Это контроль. Это… это не любовь, Антонио, это – насилие.
Он резко встал из-за стола, чашка звонко ударилась о фарфор.
Лицо его стало другим – холодным, сдержанным, но с теми вспышками в глазах, которые я уже знала.
– Не перегибай. Ты бы вообще не работала, если бы я не позволил. Ты – в этом доме, в этой жизни, потому что я тебя сюда пустил. И мне плевать, сколько у тебя пациентов. Ты должна быть женой, а не просто квартиросъёмщицей с кольцом на пальце.
– Ты не дал мне выбора, – голос уже срывался на крик. – Ты сам всё решил. А теперь хочешь, чтобы я была благодарна за клетку?
– Лучше клетка со мной, чем свобода, где ты никому не нужна.
Я замерла.
Молчание. Только дыхание, горячее от злости.
Развернулась на каблуках, резко, почти ломая ритм шагов.
Дверь хлопнула так, что, кажется, зазвенели стекла.
Я ехала, прикусывая губу, чтобы не закричать. Чтобы не разреветься прямо за рулём.
Он украл даже утро. Даже тишину перед началом дня.
И каждый раз, когда он говорит: “Я люблю”, слышно лишь: “Ты – моя вещь”.
Сегодня был новый день.
Но я чувствовала себя так, будто проснулась в том же аду, просто в другой одежде.
Ворвавшись в больницу, как буря пролетела мимо медсестры на ресепшене, с коротким кивком вместо приветствия.
Переодевание – в спешке. Халат, карточка на груди, волосы в пучок поуже. Никакой косметики – стерильная версия себя. Только гнев внутри, свернувшийся плотным комком между рёбрами.