Купердонов знал, что приехала покорять его секретарша. Он подошел и влепил Светке затрещину. Несильную, но отчетливую. Голова секретарши дернулась. Она вытаращила глаза.
– Эльбрус пойдешь смотреть. А?! Ты хоть раз в своей жизни Эльбрус видела? А если побежишь к своим урродбл…, с гайками в носу, то я тебе… Все твои ноги выдерну! Из одного места. Поняла? Ну!
Светка, как ни странно, не заплакала. Наоборот – восхитилась:
– Так бы сразу и сказал, папик! И бандана тебе идет. Хочешь – прямо сейчас?
Мазохистка. Ее лупишь – она возбуждается.
Светка, вихляя бедрами, отправилась в душ. Мыть «все свои ноги». И то, откуда они растут.
На рассвете отправились в горы.
Утренняя прохлада дальних отрогов омывала лица и пробиралась под куртки. Но с каждым шагом идти становилось труднее. Дорога, наконец, перешла в маршрут № 18, узкую тропку.
Она вилась среди деревьев и огромных валунов. Ошибиться в номере маршрута было невозможно. Указатель, узкая дощечка салатного цвета, похожая на ладонь, точно указывала направление тропы.
Через два тягуна они нагнали Зимнюю Вишню и поэтессу Галину. Обе, мама с дочкой, тоже порядком задохнулись, если судить по алеющим щечкам Альбины Константиновны. Но мама бодрилась.
– У вас нет с собой воды? – спросила Галина.
Купердонов протянул бутылку. Самому тоже хотелось прильнуть к горлышку. Во рту Купердонова никакой слюны не осталось. Сплошной наждак. Да и Светка облизывала сухие губы.
Мама запротестовала. Она двигалась по тропе в просторных, чуть ниже колен, шароварах-бриджах.
– Пить ни в коем случае нельзя!
– Почему?
– Надо перетерпеть. Не то обопьемся!
«Обопьемся» Альбина Константиновна произносила как «обопьемс-си». Зимняя Вишня. Из Воронежа, кажется, родом.
Купердонов знал такой эффект. По горным рейдам в Афганистане. Пить начнешь – не остановишься. То есть – не остановишь-сси. К тому же современные производители минеральных вод знали какой-то секрет. Чем больше ты пьешь их воду, тем больше хочется пить. Подсаливали, что ли?
Купердонов надеялся пешими походами в горы сбросить живот. Животик издателя предательской тыквочкой переваливался через ремень. Последние, наверное, лет десять. В минуты откровения он говорил Светке: «Как я его ненавижу!» Светка хохотала, шлепала папика по пузику и норовила припасть между колен. Пузо ей нисколько не мешало. В минуты ласки она называла живот Купердонова дебаркадером. Она говорила, что животик вообще-то – очень сексуально и возбуждает. Может, просто утешала Купердонова? Не совсем же она продажная эскортница…