– Пошли прочь, не трогайте мою девочку! – Диана сбрасывала их, прижимая своё сокровище.
– Ты всё равно нам её отдашь, – отвечали они гадкими голосами, снова ползая и щиплясь.
Она проснулась в холодном поту от того, что соседка по кровати её взяла за плечо и сказала:
– Милая, не бойся, не ты первая, не ты последняя. Ты так кричала. Всех нас перебудила.
Было четыре утра. Диана собрала свои вещи и отправилась к матери. Она открыла дверь и вошла. Мама сидела на кухне, услыхав возню в прихожей, вышла ей навстречу.
– Значит, так тому и быть. Пусть родится. Конечно, это решение нужно принимать тебе. А про то, от кого ребёнок, никто и не узнает, если сама не расскажешь. Ведь настоящий отец тот, кто воспитывает, хотя и это тебе решать самой. Тем более произошло-то не специально. Аким, ты говорила, даже не спросил, откуда ты приехала. Вероятность вашей встречи ничтожно мала, это как иголка в стогу сена, как капля в море. Соблазнитель твой, как и ты, голубоглазый блондин? – говорила Зинаида Ивановна, гладя дочку по голове. Её голос был тихим и убаюкивающим. Меж тем Диана знала, что, когда мама волновалась, она чаще, чем обычно, использовала устоявшиеся выражения.
Мама хотела её поддержать и успокоить. Диана понимала, что её минутная слабость непозволительна и безответственна, тем более что тогда она уже любила Владимира. В общем, никакого оправдания она не находила, поэтому глаза её были наполнены слезами. Да и нынешнее положение добавляло плаксивости.
– Мама, что ты говоришь? Мы вместе тогда… Аким – хороший человек, я нисколечко его ни в чём не виню. Нас околдовала ночь у Чёрного моря, совместное пение, не знаю, что ещё. Мы словно себе не принадлежали, какая-то невероятная страсть, помутнение разума. Ну не знаю я, – возражала дочь громким шёпотом, сдерживаясь, чтобы не закричать и не разбудить отца.
А Зинаида Ивановна, словно не обратив внимания на слова дочери, продолжала, не меняя своего мягкого и доброжелательного тона:
– И ребёночек родится светленький. Конечно, если бы он не был женат, тем более что она в положении… Найти-то его можно.
– Мама, ну ты вообще. Я хочу за Володю замуж и этого ребёночка буду рожать. Будет девочка, – мечтательно сказала Диана, и лицо её озарилось светом. – Как быть с Вовой, ума не приложу. Я его очень люблю. Хотела же невинной выйти замуж. Он так уговаривал, вот и закрутилось в Кишинёве, думала, если так любит, так что ж? И не сберегла свою девственность, – Диана заплакала, – как-то по-дурацки потеряла невинность. Так обидно и стыдно. А потом это умопомрачение с Акимом. Почему не от Вовы ребёнок? Почему? Когда смотрела «Москва слезам не верит», думала: конечно, тот парень – сволочь. Так и она же не сопротивлялась, когда звучала Bе́same Mucho. Значит, оба и виноваты. Почему, скажи, мама? За что я попала в такую западню?