– Знаешь, Дианочка, жизнь – это совсем не кино. Сколько людей было на Земле, есть и будет, столько и разных историй.
– Мама, да как же не рассказать Вове? А если вскроется?
– Вот тогда и будешь думать. Наперёд, как ни старайся, жизнь не запланируешь. Многие пробовали. Не зря же говорят, что человек предполагает, а Бог располагает. Владимир – серьёзный человек. Женится. Причём, думаю, даже если узнает правду. Раз ты решила рожать, поразмысли хорошенько.
– Ты мне ещё, когда вы на втором курсе учились, показывала снимок, где вы всей группой сфотографировались на фоне института. Я на Вову твоего обратила внимание, он с тобой рядом стоял, даже на фото видно, что вы пара.
– Не помню, чтобы тебе показывала. Мам, я ему изменила. Вот же! – она снова заплакала.
– Где тебе упомнить? Вон сколько у тебя разных событий. Молодость. А почему ты уверена, что непременно девочка?
Лицо дочери опять озарилось тем каким-то особым светом, и она ответила, растягивая слова:
– Чувствую, но не могу объяснить.
Зинаиде Ивановне стало очевидно, что, когда дочь думает об этом, забывает обо всём на свете, и она сказала:
– Иди поспи, родная моя. Рано ещё. Так тебя поразило то, что тебе приснилось, всё бросила и сбежала из больницы ни свет ни заря. Я позвоню заведующей отделением. Потом побудешь дома недельку, погуляешь, поешь, а то вон, прозрачная вся, хоть и загорелая.
– Нет уж. Хватит, пойду учиться. А есть не хочется, мамуля.
– Ты это брось. Надо есть, моя хорошая.
– Какая ты у меня классная, мамочка.
Диана зевнула и пошла в свою комнату.
Аким стоял, наблюдал за супругой, удивлялся её молчанию. Теперь она, конечно, догадалась, почему он тогда с закрытыми глазами произнёс именно «Диана», а не «Ди», потому что был уверен, что поцеловала его не она. Но стоя в фойе дома отдыха «Виноградная лоза», не мог понять, отчего его дорогая бездействует и не включается в этот неприятный и казавшийся совершенно нереальным разговор. Ей-то как раз было где разгуляться. Она могла раскрыться в своём умении расплетать и заплетать словесные косы. А нынешнее её безмолвие никоим образом не вязалось с её характером. Он наблюдал, как жена садилась, видимо, устав стоять, только не на кресло рядом с недавно пришедшей в себя Дианой, а на стул, стоявший поодаль от второго кресла, чтобы видеть всех троих, однако продолжала молча смотреть куда-то вдаль, сквозь Акима. Лицо её было бледным, а выражение – отрешённым. Он начал беспокоиться, зная, как порой неожиданно свалившаяся правда может повлиять на психику. Хотя никаких прецедентов в их семьях не было, он тем не менее внимательно за ней наблюдал.