– Валентин Кротов? – переспросил я, и пружина внутри меня натянулась до предела. – Вы его…
– Знал? – горько усмехнулся он. – Нет, что вы. Я родился намного позже. Но я знаю о нём. И знаю достаточно, чтобы сказать: есть люди, чьи истории лучше не раскапывать. Они как радиоактивные отходы – фонят даже спустя десятилетия. Откуда они у вас?
– Купил. В антикварном магазине, – ответил я, решив пока не усложнять.
Он изучал меня сквозь толстые линзы, и я заметил на его пальце старинное кольцо с почти стёртым гербом.
– И что вы собираетесь с ними делать?
– Хочу довести историю до конца. Узнать, кто он. Может, у него остались родственники… Вернуть им… Это ведь их семейная история.
Аркадий Вениаминович помолчал, поправляя свои очки привычным жестом.
– Благородная, но наивная цель, – наконец произнёс он. – Не думаю, что потомки захотят вспоминать такого предка. Но если вам так любопытно… Я могу вам кое-что показать. Посидите здесь, я оформлю вам пропуск.
Минут через пятнадцать он вернулся с листком бумаги.
– Прошу за мной.
Мы двинулись по длинным коридорам, под ногами жалобно поскрипывал старый паркет. Спускаясь всё ниже и ниже по лестницам, мимо бесконечных стеллажей, я чувствовал, как мы погружаемся в Марианскую впадину истории.
– Такое чувство, – сказал я, чтобы разбавить тишину, – будто мы сейчас встретим тут призрак Дзержинского.
– Призраки здесь не водятся, – хмыкнул Аркадий Вениаминович. – А вот мыши – бывает.
Он остановился перед неприметной дверью, повозился со связкой ключей и распахнул её. Здесь пахло всё той же пылью, старой бумагой и почему-то карамелью. Массивный стол красного дерева, старый глобус в углу, карты на стенах.
– Присаживайтесь.
Он уселся напротив, выдвинул ящик стола и достал оттуда толстую папку с красными тесёмками. На обложке было выведено: «Кротов В.С.».
– Ну что ж, – сказал он, развязывая бантик. – Давайте знакомиться. Начнём с главного. – Он достал из папки пожелтевшую фотографию и протянул мне. – Вот он.
Я взял карточку. С неё на меня смотрел мужчина лет тридцати, с зачёсанными назад тёмными волосами и тяжёлым, мясистым подбородком. Взгляд – холодный, сверлящий. Тонкие губы плотно сжаты. Но главное – на манжете его белоснежной рубашки, выглядывавшей из-под рукава строгого костюма, отчётливо виднелась знакомая запонка.