– Да нет, – грустно улыбнулся Саша, – Стенокардия его совсем замучила. Весь день лежит встать не может.
– Печально, печально, – проговорил дедушка, с грустью замечая сквозящий в голосе собеседника не интерес к продолжению беседы, а у тебя как дела, не женился еще?
– Всё отец у меня нормально – сказал он и замолчал. Сколько-то проехали в тишине. Шурик смотрел в окно невидящим взором, не обращая внимания ни на тряску, ни на не вовремя выключившийся в туннеле свет.
– Скажи, отец, – вдруг обратился он к уже начавшему засыпать Ивану Георгиевичу, – ты вот человек пожилой, умный…так?
– Так, – согласился он.
– И отца моего давно знаешь, так?
– Все так, – утвердительно закачал головой Иван Георгиевич.
– Вот и помоги мне в одном деле, – Саша наклонился поближе к старичку, – Я же не просто так в родные края собрался. Может ты слышал: Батю моего завалить хотят…
– К-как? – испуганно прошептал дед, мигом позабыв и про автобус, и про слабый вестибулярный аппарат.
– Если бы я знал, – спокойно пожал плечами парень, – ну так что?
– Да как я тебе помогу, сынок? – сокрушился Иван Григорьевич, – видишь же, старый я стал. От дома до аптеки с трудом дохожу…
– Может ты что, видел, что знаешь? Спокойно в Оленьевке?
– Да живём помаленьку, а тут ты с таким новостями. Тебе в милицию надо идти, а не по маршруткам рассиживаться!
– Насчет полиции…батя дал полный запрет, – замотал головой Саша, – не хочет он их в это дело впутывать, сам понимать должен.
– Но-но! Я ничего не знаю и не понимаю! – дед помолчал, будто раздумывая, – Вот что я скажу: увозить тебе надо старика своего подобру-поздорову к себе в город из этой глухомани, а тут уж само как-нибудь… – Ивана Георгиевича прервал автобус, резко остановившийся перед конечной станцией. Дернувшись в последний раз, он распахнул створки дверей, выпуская пассажиров на асфальт станции “ ПГТ Оленьевка”.
– А это идея хорошая, может и прокатит – задумчиво согласился Саша, глянул в окно и взяв в охапку не по погоде, а по нужде надетое пальто, собрался на выход: – Ну бывай отец, может ещё свидимся!
– Пока, пока Саша, – заулыбался Иван Георгиевич и проводив взглядом уходящего в даль пасторали Александра, тихо сполз вдоль сиденья, чуть не упав на пол – чудо произошло.
Малая родина встретила Александра необычно теплым для ранней весны этих широт рассветом, распустившемся где-то за редкой полосой леса и превратившим обычно серое утро в разноцветную гравюру. – «Да…не угадал с погодой…» – подумал он и оглядев пустынный кусок обочины с синим дорожным знаком, носивший высокое звание остановки, где даже за несколько лет его отсутствия никто не удосужился поставить хотя бы скамейку, пошел сквозь расположившуюся вдоль шоссе пашню по знакомой с детства тропинке, закинув тяжелое теплое пальто себе на плечо. Оленьевское поле было старым, только вылезшим из-под суровых снежных сугробов. Под ногами сминалась мягкая, пожухлая после зимы трава и сухие обрезки стерни. Неместный человек мог бы решить, что местность заброшена, но он знал, что вскоре после очистят от прошлогоднего мусора и над землёй заколосится море ржи. Словно вторя его мыслям где-то за деревьями раздался рев трактора, сквозь который еле слышно прорывалась из невидимого динамика старая песня. Он прислушался, неосознанно улыбаясь знакомым словам: «На дальней станции сойду, трава по пояс…». Он шел дальше, а доносимая ветром музыка всё играла, радуя незнакомого ему тракториста и пробуждая затаенные глубоко в сердце воспоминания. О детстве, о старых знакомых и о прошлой жизни, давно погребенных под новыми знаниями и умениями, и казавшихся уже чужими. Над его головой кружили птицы. Может грачи, может вороны. Вскоре после кончилось, а вместе с ним и тропинка преградила движение о себе, вылившись в покосившийся таможенный пункт с опущенным шлагбаумом. Строение было древним, построенным наверно ещё в гражданскую войну и конечно же пустым. Таможня стояла тут сколько он себя помнил, пусть и пустующая, но олицетворявшая собой неофициальный край посёлка. Жители Оленьевки считали, что сломанная полосатая жердь пусть не физически, но защищает людей от опасностей внешнего мира, как защищала их предков от сначала белой, а потом и немецкой угрозы.