В дни стачки комитет РСДРП проводил сходки, иногда по две за день. В принципе, ради них всеобщую стачку со «снятиями» и затевали. Шла-то она под экономическими лозунгами, для социал-демократов малоинтересными. Однако чем больше людей бастует, тем больше днем или вечером придет за город послушать революционных ораторов, призывающих к переустройству страны и общества и, прежде всего, к свержению самодержавия. Например, по данным полиции, 12 июля на вечерней «массовке» собралось «свыше 1000 человек». Кстати, отметила полиция и эффективность подпольной типографии Томского комитета, ежедневно издававшей «в большом количестве» прокламации о борьбе «с царским правительством и капиталистами»[38]. «Снятия» ради «массовок» ещё аукнутся всем. А пока Томский комитет продолжал готовиться к всеобщей стачке железнодорожников и вооруженному восстанию.
В июне Костриков присутствовал в качестве гостя на конференции Сибирского союза, где резолюцию большевиков о вооруженном восстании поддержало четыре делегата, а восемнадцать отвергло. Для молодого «энтузиаста-трибуна» это было потрясением. Как и выступление одного из «стариков», В.А. Гутовского, вернувшегося в Томск с новостями из-за границы. Викентий Аницетович на примере демонстрации 18 января раскритиковал в пух и прах это «безнадежное дело», подчеркнув, что одними «бульдогами» и «лефаше» «нельзя совершить революцию». Большевики объявили Гутовского ренегатом-меньшевиком. Тем не менее в душе Сергея та дискуссия на конференции зерна сомнения заронила.
Впрочем, пока он – твердый сторонник выхода на баррикады, считающий услышанную речь «актом измены революционному делу», и с этих радикальных позиций выступает в Томском комитете, членом которого стал в июле 1905 года. Занимаемый им пост – руководителя подпольной типографии – просто обязывал соратников кооптировать его в горком[39].
Проживал Сергей тем летом «в обществе книгопечатников», в доме Кочетова на Болоте (район Томска), у матери Иосифа Кононова. Разделить с собой кров предложил новому приятелю – Михаилу Попову, недавно приехавшему из Красноярска. Познакомились они раньше, после возвращения Попова из ссылки в родной Туринск накануне нового, 1905 года. Правда, узнанный жандармом, он едва избежал ареста на демонстрации 18 января, почему и исчез через месяц.