По свидетельству Попова, именно в Тайге Киров дебютировал как оратор «перед открытым большим собранием». В ремонтном цеху, на виду сотен рабочих, стоя на «передней площадке паровоза», Костриков пламенно агитировал примкнуть к всеобщей стачке и «образовать боевую дружину». И в итоге завоевал полное доверие. Хотя выступал перед рабочими всего лишь парнишка девятнадцати лет, ребята из мастерских и паровозных бригад прониклись к нему такой симпатией, что с удовольствием приглашали к себе на квартиры переночевать. Костриков рассказывал им о том, что происходит в России и на Дальнем Востоке, о стачках, как недавних, так и прошлых времен, к примеру, о морозовской 1885 года, «разоблачал меньшевистскую платформу».
Особенно зачастил Костриков к тайгинцам в октябре 1905 года. Не убеждать, а помогать с присоединением станции к всероссийской октябрьской стачке, которая до Томска докатилась 13‐го числа. Рабочие опасались, что их заменят штрейкбрехерами со станции Боготол. Сергей тут же поехал туда, поговорил с местными путейцами. Они согласились не откликаться на заманчивые посулы железнодорожной администрации…
Очередной митинг в депо станции Томск 19 октября отправил в Тайгу целую делегацию, дабы «восстановить связь с главной линией и осведомиться о положении дел там». Естественно, Сергей сопровождал её как самый авторитетный эсдек среди тайгинских железнодорожников. На том же маневровом (паровоз и два вагона) группа вернулась в Томск днем или под вечер 20 октября. Причем тот, кто сообразил сойти в Межениновке вместе с Костриковым, избежал встречи с полицией и ареста на станции Томск. А от платформы Межениновка до Новотроицкой площади километра четыре-пять пешком. П.А. Носов, помощник машиниста на том маневровом, вспоминал: «С этим же поездом прибыл с нами Сережа… В этот [день] была совершена гнусная провокация, которой я был лично свидетелем… Эти подлецы организовали поджог здания управления Сибирской дороги… Лично я был очевидцем этой кровавой картины, и никто не вышел живым из этого здания…»[42]
7. Горький урок, пошедший впрок
Погоня революционеров за массовостью обернулась страшной трагедией. Томск – не промышленный центр, а скорее ремесленный и, конечно, торговый. Социал-демократы помимо студентов имели всего две реальные опоры – железнодорожников двух станций в пределах города (Межениновка, позднее переименованная в Томск-I, и Томск, ставшая Томск-II) и печатников семи типографий. Прочие заводики и мастерские (лесопильные, столярные, слесарные или та же спичечная фабрика Евграфа Кухтерина) в силу малочисленности коллективов и практически полной зависимости наемных рабочих от хозяина сознательными сторонниками РСДРП быть никак не могли. Что уж говорить о мелких мастерских, если за революционерами не шли даже томские телефонисты и электрики…