Сняв свою рубашку, вытащив из кобуры пистолет, поместив его на перевернутый ящик рядом со мной, я встал, раскинув руки в стороны и прорычал.
– Покоривший смерть. – удар по груди, где находится татуировка нашей семьи. – Возлюбивший смерть. – удар. – Принявший смерть. – удар. Снова раскинув руки в стороны, крикнул я: – Он просит вас выбрать сторону, я же предлагаю вам выбрать силу. Это не чертов конкурс популярности. Мы ослабли, я приведу нас обратно на ебаный Олимп, пока мы еще это можем.
Наступила тишина…
Мужчины один за другим начали снимать свои рубашки, обнажая татуировки, показывая свое уважение и верность мне.
– Вито, – окликнул меня голос из толпы – верность это все, что есть у меня, я посвящен с четырнадцати лет, я предан тебе и твоей семье и я поддерживаю все твои новшества. – идя в сторону помоста сказал Рокко Манчини. – Не суди сына по поступкам его отца, как мы не будем судить тебя по поступкам твоего.
– Ах, ты ублюдок. Ты предал меня. – прорычал Леоне Манчини. – Ты должен быть верен мне, а не какому-то мальчишке.
– Я верен Сакре, а не тебе отец, ты просто кусок дерьма, который уже давно ни на что не способен, ты принесешь смерть всем нам. – спокойно сказал Рокко, расстёгивая свою рубашку, тем самым показываю отметку, которой все мы были награждены. – Покоривший смерть. – удар. – Возлюбивший смерть. – удар. – Принявший смерть. – он упал на колени передо мной, поднимая свой взгляд и заглядывая в мои глаза. – Я верен тебе, Вито. Я пойду за тобой, я убью для тебя, я умру за тебя, мой Капо. – с ледяным спокойствием проговорил он.
– Ты прав, Рокко, я ценю твою смелость, и приму за честь быть твоим Капо, – протянув ему руку, чтобы помочь подняться и обняв его по-братски. – а сейчас мне надо… – повернув голову в сторону ублюдка Леоне, я достал свой любимый керамбит6, спрыгнул с помоста и направился в сторону неверного.
– Последнее слово, Леоне.
– Пошел ты, мальчик, я не преклоню колено перед тобой, ты не мой Капо. – прорычал старый ублюдок.
– Будь, по-твоему, мой друг, вот как это будет, – хищной походкой начал подходить к нему я. – ты можешь защищаться, черт, ты можешь даже попробовать меня убить, хотя кого мы будем смешить, не так ли? – улыбнулся я, улыбкой, не доходящей до глаз. – Сначала, – бросив свой клинок в ноги этому недоразумению. – я выдавлю тебе глаза, чтобы ты больше не мог видеть собственного сына.