издал директиву, коей запрещалось командирам частей передавать на рассмотрение правительства ходатайства о смягчении приговоров военных трибуналов по делам об упадке боевого духа. При этом президент Франции демонстративно отказался от своего конституционного права помилования в отношении осужденных на смерть военнослужащих. В войсках воцарился террор, когда солдат и младших офицеров расстреливали только для публичного примера, чтобы поднять пошатнувшийся авторитет высшего командования.
Но эти строгости не помешали правительству республики 2 сентября выехать, а точнее, бежать из Парижа в Бордо (правительство Франции вернулось в столицу только в начале 1915 г.). Решил не отставать от своих министров и президент Пуанкаре (хотя я не уверен, кто драпанул первым).
По воспоминаниям же самого французского президента, его скромное и вполне понятное французскому сердцу желание быть подальше от войны и связанных с нею опасностей жители столицы восприняли едва ли не с восторгом. Они, пишет он, «приветствуют меня на тротуарах предместья Сент-Гоноре, кричат мне: “До скорого свидания!”»[190] Но это ли парижане кричали вслед убегающему президенту? Просто Пуанкаре, вероятно, не все расслышал.
Конечно, на солнечном юге Франции было куда комфортнее. «Здесь незаметно никаких ужасов войны, нет раненых и нет несчастных беженцев из занятых областей», – зафиксировал свои впечатления о Бордо 9 сентября 1914 г. все тот же лорд Берти[191].
По-видимому, Пуанкаре в дальнейшем очень угнетал этот эпизод с оставлением столицы в момент опасности. Так, его супруга в ходе встречи уже в Париже, куда президентская чета опять-таки вернулась вслед за кабинетом, в феврале 1915 г. с российским министром финансов уделила очень много внимания обстоятельствам того отъезда. «Мне казалось, – отметил П. Л. Барк, – что она своим рассказом хотела объяснить, почему президент уступил настояниям правительства и согласился переехать в Бордо, и она как бы оправдывалась за стремительность такого переезда, который был похож на бегство»[192].
Итак, кругом паника и разгром. Виновата, конечно, во всем Россия. «…Требуется полное напряжение наших сил против Германии, именно в настоящий первый период войны, – пишет 17 сентября посол России в Париже Извольский. – Между тем, как будто выясняется, что мы не выставили против Германии всех этих сил, которыми мы можем располагать при сложившихся благоприятных обстоятельствах – нейтралитете Румынии и Турции и союзе с Японией… Я не считаю себя вправе умолчать об этой критике и не предупредить вас о назревающем, может быть, недоразумении, чтобы не сказать противоречии, между нами и французами, которые убеждены, что в настоящую минуту Франция почти одна выдерживает натиск германского колосса. Недоразумение это следует непременно рассеять и дать французам уверенность, что мы увеличиваем наши силы на германской границе с надлежащей интенсивностью»