Мелисса усмехнулась грустно.
– То, что я умею притворяться сильной. Настолько хорошо, что сама в это верю. Пока не разрушаюсь. А потом снова собираю себя, как мебель из IKEA – без инструкции.
Он засмеялся. Тихо, но с настоящим теплом.
– Прости. Это было хорошо. И больно. Одновременно.
– А ты? – спросила она вдруг. – На что ты не пойдёшь?
– На жизнь без правды. Даже если она разрушит меня.
– Ради чего умер бы?
– Ради своей сестры. Она была моим первым другом. До сих пор остаётся.
– Что в себе не любишь?
Он подумал. Потом сказал:
– Иногда я слишком долго молчу. А потом, когда говорю – уже поздно.
Они замолчали. Не потому что закончились слова. А потому что теперь между ними было не молчание, а честность. Прозрачная, как вода в свете луны.
– Знаешь, – сказала она, – я сейчас не боюсь.
– Почему?
– Потому что ты рядом.
– Я всегда рядом, если нужно молчать. Но я останусь, если ты захочешь говорить.
Она наклонилась вперёд, ближе к нему.
– Я уже начала. Не останавливай меня.
Он ничего не сказал. Просто взял её руку. Не как в кино – не резко, не страстно. Просто уверенно. Как будто знал: этот жест важнее любого признания.
И в этот момент тишина Босфора стала похожа на музыку.
Ночь вокруг них сгущалась, словно чернильное полотно, и только маяки на далёких кораблях отражались в воде мягким оранжевым светом. Скамейка, знакомая им теперь как родная, казалась тронной и одновременно хрупкой – как память, на которую нельзя опереться, но от которой невозможно отказаться.
Мелисса глубоко вздохнула, потом закрыла глаза:
– Я никогда не думала, что смогу рассказать тебе это, – начала она, даже не открывая глаз. – Слишком много лет я хранила свою историю под замком. В России я жила между ожиданиями других и голосом, который всё ещё звучит за границей – слова: «Ты должна быть сильной». А сильная – это значит недоступная. И я выбрала это…
Она открыла глаза. Он смотрел на неё, опершись на локоть.
– Ты думаешь, – продолжила, – что сильная – значит защищённая. Но это не так. Сила – это способность чувствовать, даже если рушится внутренняя опора. А я… я научилась прятать опору так глубоко, что забыла, где она.
Он кивнул.
– Как прятала?
– Под работой. Под маской оптимизма. Под тем, что я говорю: «Конечно, я справлюсь». И всё это дошло до того, что я сама в это поверила. А когда меня трясло – я… делала вид, что это просто усталость. Но это была усталость от самой себя. Тому, кого не разрешала сдаваться.