За окном магазина пролетела стая ворон, чёрных, как осколки снарядов, на фоне блёклого неба. Андрей подумал, что птицы, в отличие от людей, не ведут войн. Они просто живут и умирают по правилам, установленным миллионы лет назад, не пытаясь переписать законы природы.
– А почему люди воюют? – не унимался мальчик, словно почувствовав тяжесть мыслей Воронина.
Андрей замер. Женщина уже расплачивалась за покупки, бросая извиняющиеся взгляды на очередь, недовольную задержкой.
– Это большой вопрос, малыш, – сказал он, неожиданно присев перед мальчиком. – Видишь ли, люди воюют из-за земли, из-за веры, из-за обид… Но на самом деле всё гораздо сложнее. Мы воюем потому, что в нас живёт зверь, который иногда просыпается. И тогда мы забываем, что все мы – дети одной земли.
Женщина наконец расплатилась и потянула мальчика к выходу. Тот обернулся на пороге и крикнул:
– Мой папа тоже был солдатом! Он не вернулся!
Двери магазина захлопнулись. В очереди повисла тяжёлая тишина.
"Вот оно, семя новой войны", – подумал Воронин, глядя вслед ребёнку. В глубине этого мальчика уже зрело неосознанное, но оттого не менее опасное чувство обиды, жажда возмездия и смутное ощущение, что справедливость можно восстановить силой. Обычно это называли патриотизмом, долгом или честью, но по сути своей это было всё то же древнее, как мир, семя вражды, посеянное в новой почве.
Дойдя до дома, Воронин остановился у подъезда. Стены тоже помнили войну – от подвала до третьего этажа кирпичная кладка была новой, а выше начиналась старая, довоенная поверхность. Как шрам на теле города, как линия, разделяющая время на "до" и "после".
Квартира встретила его запахом пыли и запустения. Никто не жил здесь с тех пор, как его призвали. Жена с дочерью эвакуировались в Ташкент и не вернулись – в сорок четвёртом пришло письмо о том, что Нина умерла от тифа. Дочь осталась у её сестры. Воронин не забрал Катю – решил, что ни к чему ребёнку жить с отцом, который вернулся с войны лишь телом, но не душой.
Он подошёл к окну. Напротив, в доме через улицу, в освещённых окнах двигались силуэты людей. Ему вдруг стало интересно, о чём они говорят, что их волнует, помнят ли они вой сирен и грохот бомбёжек. Казалось, что город намеренно лишил себя памяти, как человек, который после травмы не хочет вспоминать о произошедшем.