– Снеж, покидаем мяч после обеда? – спросила Эви, поглядывая то на меня то на брата.
– Да, можно даже сыграть в тридцать три.
– Только осторожно, – добавил Николай Максимович, по-отцовски положив руку мне на плечо и слегка потрепав. – Эвелина иногда может быть слишком азартной, – по-доброму улыбнулся он, смотря на дочь. – И в некоторых моментах не задумываться о других, – он перевел взгляд на меня. – А твое восстановление нам очень важно.
В моих глазах моментально собралась влага. Я до жути трогательный человек и плачу над всеми мультиками и фильмами, даже со счастливым финалом. Поэтому слова отца Руслана зародили во мне что-то необыкновенно нежное, теплое и родное, что было давно растоптано собственным отцом. Я кивнула Николаю Максимовичу, обещая быть осторожной, и улыбнулась, смотря на Эвелину.
– Вообще, я понимаю Эви. В любой игре, будь то баскетбол или настолки, всегда есть азарт. И кто сказал, что я буду поддаваться? – я подмигнула мелкой и увидела огонек в ее глазах. Клянусь, можно было даже разглядеть дьявольские рожки, которые просвечивали из-за густой копны волос.
– О-о-о, я хочу на это посмотреть, – ухмыльнулся Руслан. – Я буду судьей!
– Не-е-ет! – выпрыгнула из-за стола Эви, уронив стул. – Ты нечестный и будешь подсуживать Снежане. Прости, Снеж, – мило улыбнулась она мне и быстро вернула огненный взгляд на брата.
– Я буду честным, клянусь, – Рус перекрестился.
– А я буду вторым судьей, – встал из-за стола Николай Максимович. – Кто-то же должен следить за всеми вами.
– Ну тогда у меня самая лучшая роль, – весело произнесла Анна Кирилловна и мы в все обернулись, смотря на нее в недоумении. – Я буду зрителем с попкорном.
– А знаете… – начал Николай Максимович.
– А все, уже нельзя, папочка, ты пообещал следить за Русланом, – перебила его Эви и потащила за руку в сторону двора.
Руслан подошел ко мне сзади и обнял за талию, зарываясь лицом в волосах. Тепло его тела за считанные секунды окутало меня, и я успела позабыть о нашем импровизированном матче. Прямо сейчас мне хотелось оказаться наедине с ним, укутанными в плед, смотрящими фильм и кушающими пиццу. Но из теплых мечтаний меня вырвал томный шепот:
– Я буду строгим судьей, – горячий воздух щекотал мое ухо. – Каждый твой промах я запомню, – голос становился все ниже. – А вечером ты получишь свои штрафные очки, – закончил он, поцеловав меня в мочку уха, и ушел помогать маме, оставляя меня покрасневшую и возбужденную.