Но потом – сколько бабушка мне об этом ни рассказывала, каждый раз понижала голос на этом месте – то ли из-за музыки, то ли из-за простуды благодаря проливному дождю, а может, из-за витающей магии и дыма, который папа волей-неволей вдыхал, он запал на Тенадж.
Бабушка говорила именно так: «запал».
«Запал» – как упал или выпал.
Упал в яму?
Впал в прострацию?
Выпал из реальности?
Влюбился без памяти?
Бабушка только смеялась. Всё вместе. Полная катастрофа.
После фестиваля он не вернулся на ферму, где его ждали, не вернулся к отцу, который рассчитывал на него и из-за этого пришел в ярость. Бабушка не говорила, что тоже злилась на сына, но однажды призналась, что была «малость разочарована». Она за него очень переживала. Но все-таки понимала его чувства. Она знала, что творит с человеком любовь.
Но сильнее всех разозлилась папина девушка, Мэгги Маркли. Весь город считал, что у них с Робертом любовь до гроба. Она не поехала с ним в Вудсток, потому что устроилась на работу и не хотела отпрашиваться на несколько дней, и это решение стало главной ошибкой всей ее жизни.
Вот так и случилось, что мои родители, практически чужие друг другу люди, поженились и поселились в Вудстоке, в маленьком домике размером не больше садового сарайчика. А уже в мае следующего года родились мы с братом, вышли в мир, потрясая крошечными кулачками и выкрикивая свою мелодию. Бабушка говорила, что у нас были мамины глаза и крепкие папины кулаки, – видимо, нам обоим до чертиков надоела теснота в худеньком мамином теле, и мы хотели скорее выбраться на свободу, в большой мир, где можно развернуться.
Были ли нам рады в этом большом мире? Не знаю. Об этом бабушка не говорила.
Меня назвали Фронси в честь героини из книжки, которую мама очень любила в детстве. «Пять маленьких Перчиков и как они выросли». В той истории Фронси была самой младшей в семействе Перчиков – милой, светловолосой, кудрявой малышкой, которую все обожали. Моего брата назвали Хендриксом, в честь кого – и так ясно[1].
Мы с Хендриксом родились из рок-музыки и размокшей от дождя земли; из серебряных браслетов Тенадж и нью-гемпширской грязи под ногтями у Роберта, из табачного дыма и бескрайних кукурузных полей. Мы – дети ведьмы и фермера, у которых не было ничего общего. Похоже на сказку, да?
Но всем известно, что сказки быстро кончаются. Папа вернулся к коровам, курам и деревенской грязи, а мама полностью погрузилось в творчество и магию, превращая найденные предметы в произведения искусства. Папа ожесточился, возможно, сильно разозлившись из-за этой авантюры, которую считал своей первой и последней оплошностью. Зная его, я уверена, что ему было стыдно за свою опрометчивость, когда он свернул с намеченного жизненного пути и запал на Тенадж. Поэтому он так не любит говорить с нами о ней и тех временах.