– Папа, прости, – тихо пробормотала она.
Толчок в спину был резким и сильным. Она упала в холодное море и успела закричать перед тем, как ее захлестнула волна. Отплевываясь, она вынырнула, завопила, закашлялась, пытаясь выхаркать соленую воду, ошпарившую легкие. Изо всех сил работая ногами, она вытянула руки так, как учила мать, объясняя, как себя вести, если ее подхватит волна. Отец был недалеко: он плыл на доске и пристально смотрел на нее, его лицо было белым, как барашки на волнах. Элис била ногами, чтобы удержаться на воде. Одним быстрым движением отец развернул парус. «Он возвращается», – подумала Элис и с облегчением заскулила. Но ветер надул его парус, и отец унесся прочь. Не веря своим глазам, Элис перестала работать ногами и начала тонуть. Когда вода залилась в нос, она принялась грести руками и бить ногами, сражаясь с волнами и выплывая на поверхность.
Течение влекло ее за собой, и тут Элис увидела мать над гребнем волны. Та бросилась в океан и быстро плыла навстречу дочери. При виде Агнес Элис ощутила прилив сил. Она забила ногами и стала грести что было мочи, пока не почувствовала легкую перемену температуры воды и не поняла, что приближается к мелководью. Мать подплыла к ней, поднимая фонтаны брызг, и ухватилась за нее, как за спасательный круг. Когда они доплыли до места, где обе стояли и чувствовали под ногами твердый песок, Элис вырвало желчью, она словно каркала, давясь. Руки и ноги внезапно ослабели. Элис начала задыхаться. Глаза матери были тусклыми, как отполированные морем стекляшки. Она отнесла Элис на берег и завернула в платье, которое скинула, прежде чем прыгнуть в воду. Укачивала ее и качалась сама, пока Элис не перестала плакать. Тоби охрип от лая и скулил, облизывая ее лицо. Элис погладила его безвольно повисшей рукой. Потом задрожала, и мать подхватила ее и отнесла домой. За все время она не произнесла ни слова.
Когда они уходили, Элис оглянулась на берег, истоптанный следами матери, в панике бегавшей по пляжу. Вдали ярким пятнышком скользил отцовский парус.
О случившемся в тот день никто не говорил. А в последующие дни, возвращаясь с тростниковых полей, Клем старался не появляться дома. Вместо этого он запирался в сарае, как делал всегда, когда требовалось унять чувство вины. За столом вел себя отстраненно и с вежливой холодностью. Находясь рядом с Клемом, Элис чувствовала себя как в чистом поле перед грозой – приходилось все время смотреть на небо. Несколько недель она ходила со вспотевшими ладонями и ждала, когда им с Тоби снова придется бежать в края из маминых историй, где земля была присыпана снегом, как белым сахаром, а на воде стояли сверкающие старинные города. Но недели превратились в месяцы, летняя жара смягчилась, сменившись осенним теплом, а вспышек больше не было. Отцовские приливы и отливы устаканились. Он смастерил ей стол. И Элис решила, что его вспышки остались на глубине в тот день, когда она видела, как океан окрасился в темно-зеленый.