Серебряный Ашолотль - страница 10

Шрифт
Интервал


– Я понял. Ты просто не различаешь эту часть спектра.

Он сказал, что мой глаз устроен иначе, чем его, так что некоторые вещи я просто не могу видеть. И что мне остается просто поверить – этот камень сребристый, и он очень ярко сверкает.

И я поверил.

И, держа этот камень в руках, я принес клятву верности планете Аргентус в последний день лета.

Слова были простые:

«Клянусь всегда любить Аргентус и всех живых существ, которые его населяют. Клянусь всегда помогать им в беде. Клянусь быть частью Цепи».


Тетя Лена хотела, чтобы Юрец пошел в мою школу, и обязательно в тот же класс, что и я. По возрасту он подходил для первого класса, по умственному развитию – тоже, и директор согласился, даже несмотря на то, что Юрец не ходил в нашу нулевку и «был на инвалидности» (естественно, тетя Лена не стала рассказывать директору про Аргентус и особенности адаптации к земным условиям). У нас хороший директор, и он считает, что «особые дети» должны учиться с обычными. Тетя Лена очень обрадовалась, что Юрца взяли. Она считала, что я помогу ему влиться в коллектив. И моя мама так считала. И я так тоже считал. Более того. В глубине души я верил, что и Юрец, в свою очередь, поможет мне не то чтобы влиться в коллектив – я ведь ходил в нулевку и уже был его частью, – но заслужить уважение, что ли. Я не был изгоем, нет. Но если вообразить, что мужская часть нашего класса – это обезьянья стая, я в этой стае за год нулевки не дослужился до альфа-самца. С гаммы я едва дотянул до беты. Поэтому я возлагал достаточно смелые надежды на дружбу с Юрцом. Было совершенно очевидно, что никто, кроме меня, не приведет в школу собственного подшефного, практически ручного инопланетянина. И никто, кроме меня, не улетит через шесть недель на Аргентус в качестве посланца Земли.


Все пошло не так. С первого же сентября. Когда мы выстроились с букетами на торжественную линейку у школы, а хор из нулевки запищал «Первоклассник, первокла-а-а-ассник, у тебя сегодня пра-а-а-аздник», а мама и тетя Лена зачем-то заплакали – уже тогда я понял, что что-то идет неправильно. Мы с Юрцом стояли рядом, а Оля Котина и, конечно, все ее девочки на побегушках (она у них считается самой красивой в классе и все девчонки ей вроде как поклоняются) стояли сзади и хихикали нам в спину. А ребята – например, Леша Семин и Макс Францев, наши альфы – те вообще ржали в голос, как кони. И даже Петя Грачев, очкарик, несчастная недогамма, который в прошлом году искал моей дружбы, – так вот, даже он принимал участие в общем веселье, беззвучно как-бы-давясь-от-как-бы-неудержимого-хохота.