Но я помню, какое у него было лицо в тот день. Они отняли у него серебристый камень с Аргентуса, который их зрение воспринимало как серый. Я понятия не имею, зачем Юрец притащил его в школу – вероятно, надеялся, что камень его защитит. До прилета его корабля оставалось еще две недели… Они отняли камень и бегали с ним, как обычно, и Юрец, конечно, не мог их догнать и очень пыхтел, а они нарочно иногда поддавались, подпуская Юрца к себе очень близко и протягивая ему камень на раскрытой ладони, а потом, в последний момент, когда он уже протягивал руку, перебрасывали камень кому-то другому. Как обычно, я был в стороне, но в тот раз они захотели и моей крови тоже. Кто-то кинул камень прямо на парту, за которой я тихонько сидел и делал вид, что читаю. Камень стукнулся об парту и покатился, и ткнулся мне в руку. Серебристый камень, который казался мне серым. Серебристый камень, который я недавно сжимал, принося клятву верности Аргентусу. Машинально я взял его в руку. Он был теплый. Нагретый чужими пальцами.
– Дай мне камень, – хрипло сказал Юрец и пошел ко мне. Он не сомневался, что я отдам. И я действительно собирался отдать. Я протянул ему камень.
– Так я не понял, – сказал Леша Семин. – Макаров, ты с нами – или все-таки с этим уродом?
Юрец был уже близко. Он шел за свои камнем. Доверчиво. С облегчением. И тогда мне вдруг стало страшно. Я испугался, что тоже стану как он. Неприкасаемым. Недоразвитым. Недостойным их уважения.
Юрец мне врал, – я постарался себя накрутить. – Он врал, что прилетел с планеты Аргентус. На самом деле он просто больной. Недоразвитый. Обманывал меня все это время. Он ниоткуда не прилетел. И никакого Аргентуса нет. И никакой корабль не прибудет в Москву через две недели. Он просто врал. Точно так же, как моя мама врет про отца. Он врал и подло пользовался тем, что я слишком доверчив. Он выдавал обычную гальку за камень с Аргентуса. Да еще и заставлял меня верить в то, что он более совершенный, чем я…
…Я постарался себя накрутить – и у меня получилось. Я подождал, пока Юрец подойдет совсем близко, и кинул камень Оле Котиной, самой красивой девочке в классе.
Юрец застыл. Он молча смотрел на меня своими инопланетными, своими мерзкими перевернутыми глазами, и в них я не увидел обиды. Только огромное удивление.