Они сидели друг напротив друга: Камилль – на турецком ковре, прислонившись спиной к стене, отец – в кресле. В свете лампы черты лица Огюста смягчились, он стал выглядеть моложе. Точно так же, как на свадебных фотографиях, когда его смеющиеся глаза были прикованы к лицу матери.
– Почему ты не показал мне их раньше? – Камилль повертела чашу в руках и поднесла ее к лампе. Свет заиграл на полупрозрачных стенках, фарфор был чуть толще яичной скорлупы.
– Я вернулся домой и узнал, что твоя мама скончалась. А многие из этих вещей, – Огюст указал на сокровища, лежащие на кровати, – предназначались ей. Не было смысла доставать их.
Воспоминания были слишком болезненными: о жене, о боевых действиях в Китае. Впервые Огюст открыл сундук, когда банк выставил шато и прилегающие к нему владения на аукцион. Он договорился с управляющим банка о покупке коттеджа, чтобы и его не выставили на торги. Огюст выручил деньги с продажи длинной нити жемчуга – каждый размером с лесной орех. Жемчуга, который, как он надеялся, будет сверкать на шее жены, а затем на Камилль в день ее свадьбы.
– Все это время, – проговорила Камилль, – я думала, что коттедж принадлежит бабушке. Управляющий банком сказал ей, что одного шато достаточно для погашения долгов и продавать коттедж не нужно.
За эти годы Огюст ни разу не сказал теще, что дом принадлежит ему, даже когда она вела себя оскорбительно и бесцеремонно по отношению к нему.
– Не было необходимости поднимать эту тему, – сказал Огюст. – Мы все – семья. И она – твоя бабушка, она заслужила заботу и уважение. В конце концов, это все достанется тебе, Камилль.
Однако Огюст не заложил и не продал больше ни одного сокровища. Сундук был заперт до тех пор, пока не наступили тяжелые времена.
– Теперь же, после посещения нашего юриста и управляющего банком, – продолжил он, – стало ясно, что наши дела плохи. Оказывается, в наследство от семьи твоей бабушке достало всего несколько вещиц, представляющих сентиментальную ценность. Поэтому мне придется продать часть китайского антиквариата в ближайшее время.
Камилль поставила чашку обратно на кровать и взяла в руки другой предмет, флакончик из слоновой кости размером не больше огарка свечи. Его окружала резьба: женщина в платье с длинными струящимися рукавами тянулась к небу, ее ноги парили над землей. На заднем плане покачивались крошечные сосны, а клубящиеся облака двигались навстречу полной луне.