Рафаэль задышал неестественно глубоко, как будто его лёгкие были шире, или давление воздуха более высоким. Влага будто проникала в него через кожу. Он открыл глаза и всё увидел по-новому. Контуры стали чуть размазанными по краям, цвета стали гораздо насыщеннее. Свет проникал в зал сквозь полупрозрачные ткани, свисавшие со стен и потолка, и сам воздух казался подвижным: он струился, как медленно текущая вода, невидимо колебал занавеси, заставлял их ласково шептать.
Рафаэль, если это имя всё ещё принадлежало ему, медленно поднял руку и посмотрел на нее. Она выглядела чужой. Кожа – тёмная, с глубокими оттенками бронзы и зелёного. Пальцы – длинные, сильные, с загрубевшими подушечками. На внутренней стороне запястья пульсировал тёмный символ, похожий на те, что он видел в руинах купола. Он будто светился изнутри, но без излишней яркости – скорее, как тепло, проникающее сквозь плоть.
Он попробовал пошевелиться – движения давались с усилием, но не от слабости, а от инаковости. Мышцы откликались по-другому, нежели раньше, суставы казались словно чуть смещёнными. Его тело двигалось с плавностью, как будто было создано для среды, наполненной гравитацией несколько меньше от привычной.
Он наклонился к поверхности воды – гладкой, как зеркало, – и увидел лицо.
Оно не было его. Не Рафаэля.
Высокие скулы. Глубокие, немного удлинённые глаза, в которых отражались занавеси. Тонкий рот. Волосы – длинные, собранные в плотный жгут. Шрамы, больше похожие на узоры, пересекали висок и шею. И взгляд, который не отражал страха, а только глубокую память.
И тут в его голове раздалось имя. Не голосом, не языком, а просто знанием, которое было всегда при нем, но таилось до этого времени в глубине сознания.
"Т’Шад."
Как будто кто-то в тех же глубинах сознания поставил точку и сказал: "вот, кто ты теперь".
Рафаэль попытался сопротивляться, удержать прежнее "я", но это было похоже на удержание дыхания – инстинкт требовал отпустить и сделать вдох.
На нём была одежда – тонкая, как плёнка, сплетённая из металлосодержащего волокна. Она прилегала к телу, меняя оттенок при каждом движении – от тёмно-серого до переливающегося синего. По груди шла тонкая полоса символов – не обычное украшение, а, возможно, обозначение роли. Или касты. Или его функции.
Он сидел в странной тишине, где присутствовали только звук воды, только его дыхание.