– Быстро выносите ведро. Что, не видите? Сейчас опять начнётся… – Тявкнула я, оттесняя Кискина от двери на лестничную клетку. – Вам в эту дверь с ведром. И побыстрее, пожалуйста.
Два часа длились Ванечкины мучения. Ребёнок не плакал, и мне казалось, что малыш даже рад.
По всем правилам медицинского искусства Люсичка всё-таки сделала ещё одну восходящую. До чистых вод, как положено. И опять малыш не проронил ни звука.
– Всё, мой хороший. Ты настоящий мужчина – улыбалась Люсичка своему пациенту. Ванечка приподнялся и обнял … кружку Эсмарха. Мы с Люсей остолбенели. Это как же ребёнок мучился, если смог в два года осознать, кто его спаситель? Ну, Кискин, погоди..!
– Людмила Николаевна, я в минздрав жалобу напишу. Уж очень педиатры странные в клинической…
– Наталья Григорьевна, готовьте ванну со сбором. Пожалуй, мята, липовый цвет и.. ромашки добавь.
– Люсь, я ещё немного листа смородины принесла. Хорошо дезинфицирует… Может, добавим?
– Умница ты моя! Конечно. А сколько ты принесла?
– Да граммов тридцать.
– Добавляй.
Ванечку выкупали, завернули в стерильный халат и уложили спать в Люсичкином кабинете. Мне было не по себе. Люся прекрасный врач, но ведь не педиатр. Ребёнок крохотный, процедура не из лёгких… Два часа длилась! А если сердечко откажет?
– Люся, и каким он проснётся?
– Посмотрим…
– Не боишься?
– Боюсь… – Люся слушала Ванечкино сердечко.
– И…?
– Нормально.
– Люсь, ведь ещё немного, и не спасли бы.
– Илья Пророк, не трави мне душу. Завари-ка лучше крепкий чай, Натуличка. С ног валюсь.
– Люсь, давай Кискина под суд отдадим. Люсь, ну давай… Пусть сидит!
– За что? Стул был, но-шпу он прописывал, диету тоже расписал.
– Он идиот, Люся.
– Идиот. Всё, что я смогу, избавить отделение от такого зава.
– Избавь, Люсенька. Я тебе своё колечко с серым камушком отдам.
– Правда, что ли?
– Отдам, Люсь. За сегодняшнее – с удовольствием!
– Ловлю на слове.
– Не надо, Люсичка. Завтра же и привезу.
Проснулся Ванечка. Сел и заулыбался.
– Ах ты мой сладкий! – Засюсюкала я. Не тут-то было! Малыш всем своим существом потянулся к Люсе, совершенно игнорируя меня. Прижался головкой к доброй тёте и закурлыкал-замурлыкал на каком-то своём, таком трогательном языке. Вот она, бескорыстная благодарность! Попробуй, заслужи такую!
– Люсь, его покормить надо и во что-то одеть.