– Алия, рад, что ты зашла, – сказал Хасан, поднимаясь из-за стола. Его движения были медленными, но уверенными. – Спасибо, что всегда откликаешься на мои просьбы.
– Доктор, что-то случилось? – спросила Алия, чувствуя, как внутри нарастает тревога.
– У нас новый пациент, Алия, – ответил Хасан, тяжело вздохнув. – Ахмед.
Алия нахмурилась. В центре и так было больше пациентов, чем можно было охватить. Каждый из них нуждался во внимании и заботе.
– Доктор, вы знаете, что я перегружена, – сказала Алия, стараясь говорить мягко. – Чем я могу помочь?
– Дело в том, что случай Ахмеда… особый, – ответил Хасан, садясь обратно в кресло. Он взял в руки карандаш и начал нервно крутить его в пальцах. – Он закрылся в себе, не разговаривает, отказывается от еды. Мы испробовали все методы, но он не реагирует. Он словно заживо похоронил себя.
Алия вспомнила статью, которую недавно прочитала о психологической помощи ветеранам войны. Там говорилось, что самым сложным является “синдром окаменелости” – состояние, когда человек полностью отключается от внешнего мира, теряет интерес к жизни, перестаёт испытывать эмоции.
– И вы думаете, что я смогу ему помочь? – спросила Алия, чувствуя сомнения.
– Я верю в тебя, Алия, – ответил Хасан, глядя ей прямо в глаза. – Ты умеешь находить общий язык с людьми, видеть то, что скрыто от других глаз. Ты умеешь слушать сердцем, а это самое главное. Знаешь, как говорят: «Сердце видит то, что не видят глаза».
Алия чувствовала смущение от такой высокой оценки. Она знала, что Хасан видит в ней потенциал, который она сама ещё не раскрыла.
– Но есть ещё кое-что, – продолжил Хасан, понизив голос и наклонившись вперёд. – Я хочу, чтобы ты поработала с Милошем.
– С Картографом Шрамов? – удивилась Алия, невольно повысив голос.
– Да, с ним, – ответил Хасан. – Я знаю, что о нём говорят всякое. Что он странный, нелюдимый, даже безумный. Но я уверен, что в нём есть искра Божья, что он обладает каким-то особым даром.
Алия вспомнила слухи, ходившие о Милоше. Говорили, что он живёт на барже, рисует какие-то карты, разговаривает со шрамами на телах ветеранов.
– Что он делает? – спросила Алия. – Шаманство какое-то?
Хасан улыбнулся.
– Нет, Алия, он не шаман, – ответил Хасан. – Он – художник. Он видит в шрамах не просто уродливые рубцы, а историю, трагедию, боль. Он пытается запечатлеть эту историю на бумаге, создать карту, которая поможет человеку осознать своё прошлое и двигаться дальше.