Картограф Шрамов - страница 8

Шрифт
Интервал


– пошутил кто-то, вызвав взрыв хохота. Кто-то читал книгу, углубившись в мир знаний, словно ныряльщик за жемчугом в глубины океана. А кто-то просто стоял в обнимку, наслаждаясь последними минутами летнего тепла и предвкушая начало новой жизни.

Милош чувствовал себя одновременно потерянным и невероятно счастливым в этом бушующем море юности. Он приехал в Сараево из маленькой горной деревушки, где жизнь текла медленно и размеренно. Здесь же всё двигалось с бешеной скоростью, словно кто-то нажал кнопку “fast forward”. Он мечтал об этом дне с самого детства, с того самого момента, как прочитал зачитанную до дыр книгу о Флоренс Найтингейл, английской медсестре, посвятившей свою жизнь помощи раненым солдатам во время Крымской войны. Его поразила её самоотверженность, её милосердие, её вера в то, что даже в самых ужасных условиях можно найти место для сострадания и любви. 

Милосердие – это компас, указывающий верный путь в любой буре” , – подумал он, вспоминая слова из книги. Но в тот момент ему показалось, что в этом городе нет бури, и не будет. А будет только свет.

Он вспомнил, как однажды, будучи ещё мальчишкой, он спросил своего деда, старого фельдшера: “Деда, а почему ты стал врачом?” Дед, попыхивая трубкой, ответил: “Видишь ли, Милош, жизнь – это как река. Одних она несёт на своих волнах, а других – топит. Врач – это тот, кто протягивает руку помощи тем, кто тонет”.

Ещё мальчишкой, когда другие ребята гоняли мяч во дворе или читали комиксы, Милош пропадал в деревенской библиотеке, зачитываясь книгами о врачах – Гиппократе, отце медицины, чьи принципы врачевания актуальны и по сей день; об Авиценне, персидском гении, создавшем “Канон врачебной науки”, который веками был настольной книгой медиков; о Николае Пирогове, русском хирурге, впервые применившем наркоз в полевых условиях и создавшем атлас топографической анатомии. Его завораживали не только описания сложных операций, но и истории о самоотверженности и героизме врачей, которые, рискуя жизнью, спасали людей во время эпидемий и войн.

“Представляешь, деда, – говорил он как-то, – Пирогов сам себе ассистировал во время операций! Это же невероятно!”

Он мечтал стать таким же – смелым, умным, преданным своему делу. Он хотел спасать жизни, облегчать страдания, дарить надежду тем, кто её потерял.