Я делилась своими переживаниями с Верой и остальными и получала подтверждение тому, что мой отчим не кто иной, как самый настоящий абьюзер. Так что я мечтала лишь о том, чтобы выбраться наконец из-под этой опеки как можно быстрее, и страдала оттого, что не могу остаться. Я задыхалась и ревновала друзей к их свободе и при каждом удобном случае бежала к ним.
Мне было интересно с ними. Как заворожённая, я слушала их разговоры, хотя мало что в них понимала. Они обсуждали фильмы, которые я не смотрела, компьютерные игры, в которые я не играла, и много чего такого, о чём я не имела ни малейшего представления. Видя моё удивлённое лицо, Вера частенько разъясняла мне ту или иную вещь так, как умела только она – приподняв ровную, словно нарисованную бровь, она склонялась к моему уху и, щекоча тёплым дыханием, шептала что-то вроде: «На самом деле этот фильм совершенно идиотский, его смотрят только из-за одной сцены, где… ну, ты понимаешь?» Я краснела и кивала, а Вера утыкалась в моё плечо и тихо смеялась. Довольно быстро я сообразила, что смеётся она над моей реакцией, но мне не было обидно.
Самое интересное, что за то недолгое время, которое мы были вместе, я приобрела и кое-что полезное: во мне обнаружилось умение распознавать чужие невербальные эмоции, что в последующем дало возможность заранее понимать, стоит ли общаться с тем или иным человеком или нужно уходить раньше, чем наступит разочарование.
После того что с нами случилось, я всё ждала, что кто-нибудь из них напишет мне. Переживания за Веру и за остальных вымотали меня, выпили из меня всю радость. Это была самая настоящая депрессия, из которой я выкарабкалась, только переехав в Вологду. Смена обстановки, новая жизнь, потребность удержаться на новом месте и любимое занятие скоро поглотили меня без остатка. Это была призрачная, но свобода, потому что отчим, вместе с его косыми взглядами и правилами, остался в Бабаеве. А мать… она выбрала его, так что тут я ничего не могла поделать.
Я бы никогда не назвала предательством отчуждение, с которым мне пришлось столкнуться. Я не винила своих друзей, потому что понимала, как им плохо. Так же плохо, как и мне.
* * *
…Открыв глаза, я заворочалась и с трудом выпуталась из одеяла. Мне стало нестерпимо жарко. То ли от духоты, то ли от селёдки, то ли от собственных мыслей.