В доме Пайнса в Лондоне было видно, что он живет здесь давно. Лондон – хорошее место для жизни, но его сын предпочел Калифорнию, а одна из дочерей – Париж. Милая и тонкая жена была почти не заметна, прекрасно улыбалась и совсем не походила на мымру-англичанку, с поджатыми губами и недовольно подглядывающую за мнимым беспорядком у соседей. Было очевидно, что она не просто хозяйка в доме, а по-настоящему создает уют своему мужу.
В кабинете Пайнса традиции намечались пунктиром. На столе была подаренная женой Фулкса фотография Фрейда с его собственной надписью. Все было немного запущено, слегка небрежно, как будто хозяин предпочитает старые, но очень удобные тапочки, менять которые на новые нет никакой нужды. Это был вполне устоявшийся мир, давно не напоказ, где все было устроено так, чтобы хотелось возвращаться из постоянных отлучек. На обеде была его сестра Динора Пайнс, известный психоаналитик. Когда речь заходила о ком-то, она привычно и хищно спрашивала: «А он психоаналитик?» Элегантная, немолодая и очень активная дама, для которой, видимо, пребывание на одном месте в качестве терапевта было наказанием за какие-то грехи в прошлых жизнях.
Сам Пайнс явно не делил человечество на психоаналитиков и их клиентов, оставляя при этом за бортом всех остальных как чистое недоразумение. Его вообще отличало особое внимание к деталям – свойство высоко летающей птицы, наделенной особо острым зрением. Кажется, такой птице даже неохота спускаться на землю, так хорошо там, в высоте, однако Малкольм изредка ронял точные замечания, ведя линию разговора и поддерживая беседу.
Он показывал свой дом, широко распахивая двери комнат, подшучивая над тем, что, например, в гараже оказались какие – то странные запчасти сына, гонщика-любителя, о существовании которых хозяин, кажется, и не подозревал.
Особенно мило было то, что, по – видимому, давно полуопустевший дом никак не приукрашивал себя. Все в нем было честно. Когда у Айрис (жены Малкольма) случилась депрессия, она стала ходить в церковь и петь в хоре. А потом стала просто петь. Это помогло. Таблетки она решила не пробовать. В этом жесте свободного выбора (учитывая профессию мужа), в ее самостоятельности и естественности был особый шарм.
Казалось, что это мир, где люди не совершают ошибок, разве что понарошку, чтобы не было скучно, и можно было их быстро исправить. Вот что поразило меня в группанализе с самого начала. Вроде бы те же группы, которые, казалось, мы хорошо знали. Однако мы строили наш велосипед из готовых подручных деталей, а ведь многие запчасти можно было довольно легко производить в мастерской с нужным оборудованием. В методе была простота и предсказуемость. Но также и взгляд сверху от «сильной птицы высокого полета», умение камнем падать в нужную точку.