Они сновали, сгорбленные, в грубой, серой или грязно-коричневой одежде. Многие несли тяжелые ноши, толкали тележки, мыли мостовые жесткими щетками под бдительным взором надсмотрщиков. Надсмотрщики… Они были другой расы. Крупные, мускулистые, с грубыми чертами лица и кожей, отливающей темной бронзой или серым камнем. На запястьях у них поблескивали металлические браслеты – знак статуса свободных, но низших. Артан вспомнил обрывки разговоров родителей: орки? Гоблиноиды? Названия из фэнтези обретали жуткую реальность.
Но больше всего его поразили глаза людей. Пустые. Усталые до окаменения. Или полные немого страха. На шее у многих взрослых и даже подростков был тонкий металлический обруч – ошейник раба. Артан почувствовал тошноту. Люди… рабы. Мысль была чудовищной. Он видел старика, который не мог сдвинуть тяжелую бочку; надсмотрщик-орк подошел и ударил его плетью по спине. Старик упал беззвучно, лишь судорожно сжался. Никто не остановился. Никто не поднял глаз.
Артан отпрянул от окна, как от огня. Его сердце бешено колотилось. Этот мир… он безумен. Жесток. Взрослый Марк знал историю рабства, но видеть его воочию, в масштабе города, направленного на него взглядами пустых глаз… Это было невыносимо. Он вспомнил Лиану и Эйлу. Они были рабынями? Их доброта, их тепло казались еще более хрупкими и драгоценными на фоне этой вселенской жестокости. Я не дам вас в обиду, – мысленно поклялся он снова, но теперь клятва казалась детским лепетом перед лицом ужасающей системы.
Карета выехала на большую дорогу, ведущую за пределы города. По краям все еще тянулись унылые кварталы, но теперь Артан видел огромные поля, обрабатываемые тысячами рабов под палящим солнцем. Длинные, ровные ряды каких-то багровых злаков, над которыми носились странные летающие существа, похожие на помесь ящерицы и шершня – возможно, наблюдатели или защитники урожая. Монотонность и масштаб угнетения были подавляющими.
Как эльфы вырвались? – думал Артан, глядя на поля. Кровью и потом, как сказал отец? Он представлял себе восстания, битвы… но глядя на этих сломленных людей, в это верилось с трудом. Скорее, какая-то сделка, политический маневр, позволивший одной угнетенной расе подняться над другой. Цена? Вероятно, молчаливое согласие с системой, которая теперь угнетала других. Его собственный статус «равного» эльфа внезапно показался грязным компромиссом.