Так переводится в трудах
Он у учёных престарелых
В льняных накидках на плечах,
И их труды – есть часть эпохи,
Что видела и страсть, и кровь,
Дворцовые переполохи,
Интриги, войны и любовь.
В то время нравы были строги,
Императивная платформа -
Мораль и никакой тревоги
В укладе жизни, её форме.
В цене – этническая общность,
Семейный тёплый микроклимат
И повсеместная восточность,
Где всё вокруг неповторимо.
Собрав Мишеля для поездки,
Родня была тверда, как в танке,
Мол, обсуждали на повестке
Его зависимость к гулянкам.
– Египет в этом плане строгий, -
Сказал отец, прощаясь с сыном. –
Он отучил подростков многих
От тяг к излишествам и винам.
Мой брат там правит всем Каиром,
И ты – племянник, значит, брату.
Узнаешь суть другого мира,
Вернёшься воином, солдатом.
А из каштанов кастаньеты
Пусть примет в дар глава бессрочный,
Так принято по этикету,
И к ним ещё вот – мёд цветочный.
Скажи ему, что собирали
Тот мёд в лугах, в горах высоких,
И очень сильно рисковали
Сорваться вниз, в обрыв глубокий.
Но ради брата золотого
Я лез на скалы без сомнений,
Пускай поест медку густого
На свой ближайший день рожденья.
– А кастаньеты, внук любимый, -
Вмешался дед, мотнув тюрбаном, –
Готовили неутомимо
Нам из испанского каштана.
Заказ мы сделали в Мадриде,
Послав в обмен мечи из вутца.
Испанцы, как их только видят,
Уже от жадности трясутся!
Отец Мишеля – был из Тира,
Почтенный воин, что когда-то
Вниманья дочери эмира
Добился молодым солдатом.
На трон претендовать не мог он,
Да он и не претендовал,
Но с абсолютною заботой
Родного сына опекал.
А сын как раз и был наследник
Той самой крови, что давала
Ему, как говорил советник,
Права на власть и допускала
Знать все секреты во дворце
И порицанье объявлять
Тем, кто с упрямством на лице
Приказ не хочет выполнять.
Только вопросы государства
Для принца были лишь вторичны,
Он обожал лишь те пространства,
Где много женщин симпатичных.
А заседания подручных
Вельмож, где были лишь мужчины,
Мишель считал занятьем скучным
И пропускал их беспричинно.
На мраморной плите огромной
Стояло здание дворца.
Величием и гневом полный,
Казался принцу вид отца.
Дед в украшеньях драгоценных
Качался рядом на качелях
И повторял, что нет замены
Решению изгнать Мишеля.
Мишель не смел присесть при старших,
Но право говорить имел.
– Мне кажется, придирки ваши,
Как сотня ядовитых стрел
Летят в меня не справедливо,