Мама была невысокой, худой, темноволосой женщиной. Лицо её чаще всего отражало гармонию и умиротворение, но это было только, пока её никто не выбесил. Вообще это сделать было очень сложно, но моему младшему брату иногда это удавалось. Глаза мамы были глубокими, цвета льда или ледяной воды, но на самом деле этого льда совершенно не было у неё в сердце. Тёмные волосы подстрижены в «удлинённое каре» и собраны в маленький, небрежный пучок. Звали её Лия. Она говорила с немного заметным немецким акцентом, ведь они с моим отцом переехали из Германии, когда она узнала, что беременна мною.
–
Самин, милая, вот же она. – Мама достала из моего шкафа розо-вую, большую сумку и посмотрела на меня своим фирменным взглядом, который сам по себе значил «
а я же говорила
».
–
Надо быть внимательнее и не набирай много вещей, я же тебя знаю. – Закатив глаза и мягко улыбнувшись, она ушла на кухню, а я осталась наедине с выбором вещей.
Не зря говорят: «Поспешишь – людей насмешишь». Но, к сожалению, это про меня. Я вечно куда-то спешу и почти всегда опаздываю. Ну почему это так несправедливо?
––
Наутро мой отец отвёз меня в центр. Шумные улицы города, покрытые снежком, постоянно были заполнены людьми. Ну правильно, все куда-то спешат, и я в их числе тоже. Со сборами не возникло сильных проблем, но всё-таки я опять опаздывала.
Начало декабря, обожаю это время. Выпадает снег, лёгкими пушинками падает на землю. На носу праздник, тихая суета.
В этот раз я приехала вовремя и сама этому обрадовалась. Меня быстренько оформили, определили комнату и отправили на процедуры. Оказывается, мне дали всего трёх специалистов, с которыми я буду проходить лечение. Это были: психолог, массажист, физиотерапевт-инструктор по лечебной физической культуре.
Первым в списке был психолог. Отыскать кабинет не составило огромного труда. Он находился на втором этаже в 217 кабинете. Я постучала в дверь и немного приоткрыла её. Краем глаза я увидела, что за столом сидит женщина, мой психолог, и разговаривает с кем-то. Её собеседника я не видела, но по голосу это был парень лет пятнадцати-двадцати. Сказав что-то, женщина заметила меня и жестом пригласила войти. Елизавет Макаро была интересной женщиной лет пятидесяти, но сегодня она выглядела более грустной. Голос её звучал как-то вяло. Я переступила порог кабинета, и передо мной открылась такая картина.