– Дочь еще не разговаривает?
– Увы.
– На Шахов она не похожа, – замечает Мурад, обернувшись на нас. – У итальянской породы сильные гены.
От слов Мурада мои руки начинают трястись, и я напрочь забываю про порванные колготки. В его рентгеновском взгляде я вижу свою погибель, ведь Мурад посмотрел на Юну всего раз и уже запомнил черты ее лица.
Это страшно.
Юна взяла внешность Италии, но это не исключало похожесть на ее отца. На Эльмана Шаха. Мурад либо слеп и глуп, либо пытается усыпить мою бдительность.
Не стоило сюда приезжать…
– Неважно, есть ли в ней ваши черты или нет. Девочки все равно не имеют значения.
– Ты ошибаешься, – пресекает Мурад, столкнувшись со мной взглядом. – Значение имеют как мальчики, так и девочки. Кстати, сколько ей лет?
– Ты спрашивал это несколько минут назад…
Я стараюсь отвечать коротко, потому что чувствую, как мой голос дрожит. Мурад тоже чувствует. Он ведь прокурор, большой человек в городе и наверняка он заслужил свой пост не только по той причине, что он наследник Шаха.
Если бы Юна была похожа на Эльмана, это бы нас сгубило.
– Спрашивал?
– Да, ты спросил, и я ответила, что ей полтора года.
– Да, припоминаю такое. Память у меня плохая.
Мурад прищуривается, а затем широко улыбается мне. Хочет расслабить, заставить поверить, что все хорошо и что будет очень сладко. Я улыбаюсь ему в ответ, но не так широко. Мне все еще дурно. Когда Мурад отворачивается к дороге, то я с шумом сглатываю слюну, что образовывается в горле от напряжения.
У прокуроров не бывает плохой памяти.
Черт с ними, с этими колготками, нам нужно уезжать отсюда. Срочно.
Звонок мобильного телефона заставляет меня подскочить на месте. Я торопливо ищу в сумочке свой телефон, пока не понимаю, что звонят не мне, а Мураду.
Юна, окончательно проснувшись, по привычке тянется ко мне.
– Нет, нельзя, – проговариваю строго.
Похныкав, дочь привычно опускает руки и быстро переключается на игрушку, которую я достаю ей из своей сумочки. Закончив разговор, Мурад оборачивается и неожиданно протягивает руку к кудрявой макушке Юны – та весело хохочет, а у меня дыхание обрывается.
Боже.
– Эй, малышка, ты знаешь, кто сейчас звонил?
Юна смеется.
Задорно и очень весело.
– Звонил дядя Эльман. Он сказал, что скоро приедет.
Что?
Сквозь детский смех Юны, который является чистым проявлением радости и беззаботности, я слышу свое бешеное сердцебиение. Мурад одергивает руку, и Юна внезапно начинает плакать.