Мифы Поволжья. От Волчьего владыки и Мирового древа до культа змей и птицы счастья - страница 5

Украшенный шейный платок, деталь национального костюма тюркоязычных народов

frantic00 / Shutterstock

Калмыки, в отличие от остальных народов, появились в Поволжье относительно поздно. Их предки – ойраты – изначально кочевали в северо-западных областях Китая, но в конце XVI века покинули места своего обитания, и часть их, дойдя до берегов Волги, в 1607 году приняла русское подданство. Тогда же, вероятно, возникло и название «калмыки», что, предположительно, означает «отделившиеся». Калмыки унаследовали от ойратов мусульманскую религию, но сохранили веру и в своих древних богов.

В отличие от башкир, калмыков и татар (которые также были мусульманами), другие народы Поволжья официально оставались язычниками вплоть до XVI–XVII веков, пока не начался процесс их христианизации. Однако новая вера в народном сознании легко соединилась со старой, ничуть ей не противореча. Земский врач и известный общественный деятель Н. И. Тезяков, занимавшийся исследованием быта и верований удмуртов, приводит такое высказывание старого язычника-удмурта: «Единый лучезарный Инмар, сотворив землю и разные народы, дал последним разные веры. Каждый поэтому народ должен беречь свою веру, если не желает прогневать Всемогущего творца».

Известно, что у марийцев языческие представления сохранялись не только в христианскую эпоху, но и в советские времена. Писатель и историк В. Б. Муравьев, много переводивший с марийского языка и хорошо знакомый с марийской культурой, отмечал: «Марийцы очень привержены к своей вере. Несмотря на христианизацию, имея иконы в жилище, ходя в церковь, в то же время они тайно устраивали моления по старинному обряду в рощах. О проблеме двоеверия писано много, но, по моим бытовым наблюдениям, марийцы не противопоставляют христианскую веру своей, хотя своя все-таки родней и ближе, поэтому, несмотря на запреты, память о ней сохранилась крепкая. В марийском краеведческом музее меня восхищали многочисленные, великолепные фотографии марийских языческих молений, и я удивлялся, как удалось до революции провести такие съемки. Но мой друг, марийский писатель и историк Ким Васин, объяснил, что эти съемки – послереволюционные. «Как объявили после революции, что теперь свобода, – рассказывал он, – то у нас поняли ее в том смысле, что теперь можно не ходить в церковь, и все стали открыто посещать молитвенные рощи. Вот тогда и были сделаны эти фотографии». Все это Ким Кириллович знал очень хорошо, он говорил, что его дед был картом – марийским жрецом, и в доверительных разговорах признавался, что гордится своим происхождением из рода национального марийского священства».