Мой выход.
– Я тебя не слышал, музыка громкая. Погнали? – нарочито невозмутимо спросил я, покусывая губу.
– Погнали, погнали! – гаркнул тренер, – И капу не забудь!
Ледяные пальцы, обтянутые резиной, настырно пытались раздвинуть мои губы и пролезть внутрь. Чья-то рука надавила на подбородок, и эти пальцы все-таки проникли туда, схватились за капу и сорвали ее с верхнего ряда зубов, протянув за собой длинную нить из густой слюны и крови. На губах остался привкус железа. В ушах нарастал писклявый звон вперемешку с ревом толпы.
Почему-то не было видно абсолютно ничего, кроме пучка света, мелькающего перед глазами справа налево, туда-сюда.
Боли я не чувствовал.
Осознание произошедшего пришло не сразу. Зрение начало возвращаться. Врач водил перед моим лицом фонариком.
– Лежи, лежи, не вставай! Все уже, все! Тихо, тихо! – хлопотал сбоку тренер.
Я лежал на канвасе.
Посмотрел вниз: все, что ниже шеи, в той или иной степени было измазано кровью. Кто-то незнакомый держал меня за ноги, приподняв их кверху.
Ничего не помню, но очень скоро мне обязательно все расскажут и покажут. Наверное, это было красиво. Я вернусь, и не раз, ну а пока…
Это закончилось.
***
Осенний вечер шерстяным пледом укутывал район, озябший и промокший до нитки под дождем, не прекращавшимся уже около недели. Я докуривал вторую подряд, сидя в кромешной темноте у старого окна, временами посвистывающего непроклеенными швами, и тупо пялился в грязное, заляпанное стекло, теряя из виду проваливавшийся во мрак безлюдный двор. Трещина на нем раздражающе мельтешила перед глазами. Штор или занавесок не наблюдалось: лишь голый, осиротевший карниз, понуро висевший на расшатанных дюбелях.