Казалось, мой ответ развеселил Олега еще больше. Сказав обуваться, он отправился за Колей.
Добирались долго, так что оброненное «пойдем» было значительным преуменьшением. Сначала мы ехали на автобусе, потом на метро с пересадкой. В метро было на удивление много народу. Следом за нами в вагон зашел неопрятного вида потасканный дедок и следом дама в возрасте и стиле Эдиты Пьехи ― очаровательная и ухоженная. Мужчина напротив – русский богатырь, косая сажень в плечах – вскочил уступить даме место, а она вдруг посадила дедка. Я почти проснулась, заметив, что мужчина в растерянности начал краснеть: ему было неловко сказать пусть и неряшливому, но пожилому человеку, что место было для дамы. Стала закипать и я, поняв быстрее богатыря, что «Пьеха» сама уступила место: вечная история, сажаем себе на шею, а потом стонем – плохонький, но мой…
Заметив наше возмущение, она прошептала что-то о болезни мужа. А тот вдруг легко постучал себе по колену и усадил на него жену. Так они и сидели пару остановок – улыбающийся дедуля и его слегка встрепанная в своей чопорной аккуратности жена. Богатырь захлопал в ладоши, я счастливо улыбалась, а дедуля, перехватив мою улыбку, поднял вверх большой палец. Иногда в жизни все совсем не так, как видится, подумала я, собираясь задремать.
Тут Коля прикоснулся ко мне ― пора, и мы вышли, чтобы сесть на автобус. В окне промелькнуло несколько церквей, но задать вертевшийся на языке вопрос, не экскурсия ли у нас часом по утренней Москве, я не решилась, сообразив, что стоит подождать. Спустя полтора часа и километра два пешком я заметила нашу конечную цель. Вернее, почувствовала по тому, как Коля начал светло улыбаться, оживился и ускорился.
*****
Вошли.
Первое, на что я обратила внимание, в церкви нечем дышать. От раскаленных батарей едва не шел пар. Вдобавок к их жару в воздухе стоял тошнотворно-сладкий дымок. Чуть позже мимо меня прошел постоянно махавший рукой мужик в парчовом фиолетовом с золотом платье. В руке была банка на цепочке, и из нее и тянулся этот вонючий дым.
Мужик что-то распевал, то тише, то громче, и периодически к нему подтягивались другие голоса. Сначала разобрать слова было невозможно. Потом я стала различать «Господи, помилуй» и «Аминь». Я была так горда собой, будто одержала победу над Наполеоном.