Это заметили даже родители, которые обычно не проявляли интереса к внешнему виду дочери, любимой ими просто по факту существования. Но тут и присматриваться не надо было, я стала вялой, равнодушно жевала даже любимую осетрину, а однажды уснула во время батальной сцены в кино. Проще всего оказалось объяснить мое состояние ссорой с Олегом (отчасти правдой) и приврать, что разругались мы по моей вине: они настолько верят в Олега прекрасного, что им куда проще принять за чистую монету скандальность дочери, чем допустить мысль, что он способен не поддержать меня.
И мне совсем не хотелось делиться религиозными переживаниями с бесконечно любимыми мамой и папой, гордящимися тем, что являются убежденными атеистами. Папа и в Коммунистической партии держался до последнего, то есть до 1995 года, когда председателем ЦК стал Геннадий Зюганов, единственный из руководителей партии, кому он не доверял.
Оставшиеся дни каникул они так часто и подробно обсуждали мое недостоинство, что я впервые была рада вернуться в Москву из родительского дома.
*****
Хочу запомнить это, поэтому запишу: Коля со мной не разговаривает. Мы молчим с тех пор, как я вернулась. Мы больше не собираемся в гостиной за столом, и каждый сам готовит себе еду. Мы умудряемся не обсуждать даже рабочие моменты, удивительно, но это никак не отразилось на динамике и результатах. Уже хорошо.
Но как же я ненавижу эту мертвечину молчания и игнора. Ненавижу и не умею: мне проще все обговорить, попросить, если требуется, прощения и жить по-человечески, а не изображать зомби. Да еще Олег суетится, пытаясь угодить и нашим и вашим, мельчит противно: «Помиритесь, помиритесь», – каждый день повторяет. А мы и не ссорились. Я ― точно не ссорилась.
В квартире воцарились такой мрак и холод, что я ― с трудом выносящая морозы ― стала уходить гулять до позднего вечера. Благо в этом году зима стоит на редкость теплая и за исключением первой недели февраля столбик термометра ниже минус пяти не опускается. Так что я гуляю где угодно. Кроме церквей. Туда не захожу: если эти православные такие, как мой Коля, нафиг они мне сдались. Несправедливо орать или уходить в несознанку и молчать я никогда не умела и, познакомившись с христианством, учиться этому собираюсь.
*****
Вчера тоже ушла. Почти дошла до метро, посмотреть – вдруг в переходе уже продают рододендрон даурский, который обычно багульником называют. Только багульник совсем другой и даже ядовитый, если долго нюхать. А в Корее, когда распускается рододендрон, наступает день традиции хваджон нори (название означает «игра цветочных оладьев»), и тогда женщины уходят в горы, чтобы полюбоваться его красотой, не забывая прихватить рисовую муку и сковородки. Потому что на пленэре они разговаривают, нюхают цветы и пекут эти самые оладьи-хваджоны, украшая их цветами. Пекут и с другими цветами, которые можно есть. Их, оказывается, десятки. Пекут уже тысячу лет – со времен династии Коре, правившей в 918–1392 годах. Все это больше тысячи лет символизирует женское цветение.