Вот и сейчас – после ужина сказала сыночку: «Мы идем гулять», одела его, спустила на лифте и покатила в колясочке в сторону метро.
Данилов явился с букетом пионов – подмосковных, видимо, купил по случаю у бабульки рядом со своей «Полянкой».
Сенечка по пути стал дремать.
Не спеша, дворами они пошли в сторону дома, и тут Данилов впервые рассказал Варе и о своем страшном сне, и о мимолетном видении собственной неприглядной старости. И о сегодняшнем визите Любы, и о том, что его сон с автокатастрофой странно отразился в сознании посетительницы, и об удивительной картинке, где та находилась в нечеловеческой больнице.
А закончил так:
– По-моему, тебе все это надо поведать Петренко. И расспросить его дотошно, кто такие эти Люба с Вежневым. И почему они к нам с тобой настолько приклеились.
– Хорошо, Алешенька.
Варя была умной женщиной и старалась не спорить с супругом – ни по пустякам, ни тем более по важным предметам.
Хоть и неудобно было дергать Петренко, но Данилов, кажется, дело говорит: с явлением Вежнева с Любой в их жизнь стали заползать странные и неприятные чудеса.
Кононова немедленно, там же, на задах улицы Краснопролетарской, набрала номер полковника – его «левый», на постороннего человека зарегистрированный, кнопочный, – и попросила о свидании.
Тот по голосу понял, что дело серьезное, и сказал: прибудет завтра, после работы, вечером. Они с Варей условились так же, как сегодня с Даниловым, увидеться на «Новослободской» в двадцать ноль-ноль.
Варя
На следующий день на встречу с Петренко Варя снова пришла с Сеней в колясочке: сыночек внимательно рассматривал улицу, прохожих, трамваи, авто, шелестящие деревья, знакомого (вроде бы) дядю, который сто лет назад приходил в гости. Не капризничал, деятельно сосал соску, а порой выплевывал ее и принимался за левый палец голой ноги.
В столице по-прежнему было жарко, и полковник явился на встречу в поло, белоснежных брюках и мокасинах. Принес и цветочки – гораздо больший букет, чем вчера Алеша, и не от бабульки у метро, а импортный, из магазина. Трижды расцеловал девушку. Ей вдруг подумалось: «Дура я дура, что ушла со службы и от мудрого петренковского руководства. На что обиделась? Подумаешь, не все детали операции по уничтожению Хрущева полковник до нас, исполнителей, довел – скрыл, возможно, самое важное. Иными словами, подставил. Но согласился бы тогда Алеша, например, участвовать в операции, если б знали все? Знал бы, что нас должны в итоге в той жизни убить? Он лицо гражданское, мог бы и отказаться. Полковник просто дозировал информацию, которую доводил до исполнителей, – это ж азы оперативной работы!»