– Нет, – очень решительно и твёрдо сказала Тина.
А через пятнадцать минут она уже запирала входную дверь – в коротком вельветовом зелёном платье, коричневых легинсах и с рюкзаком за спиной вместо опостылевшей сумки. При каждом движении в термосе призывно булькал кофе; запахи из пекарни Кирков у подножия холма обещали неизъяснимое блаженство каждому, кто зайдёт и купит свежую слоёную «улитку» с корицей и грецким орехом.
– Быстрей, быстрей! – торопила Уиллоу. Она катила велосипед рядом, но время от времени вставала на педаль и проезжала на нём с десяток метров, как на самокате, отталкиваясь одной ногой. – В парке есть стол для пинг-понга. Можно сыграть немного, хочешь?
Губы сами сложились в улыбку.
– Я бы с удовольствием. Но вообще-то мне всё-таки надо попасть на работу, и желательно вовремя.
– Не занудствуй, а? – хмыкнула девчонка. – Надо иногда позволять себе всякие хулиганства. А то рутина может свести с ума, честное слово.
Лента реки вдали ярко блеснула на солнце – маленький отрезок, где не было ни ив, ни чёрных дубов; между лопаток опять засвербело, как в предвкушении удара.
– Есть вещи похуже опостылевшего быта.
– Ну да, – легко согласилась Уиллоу, но тут же добавила: – Только вот куда выше вероятность порезаться тупой бритвой, чем острой, как говорил один поэт в пятнадцатом веке. Или в шестнадцатом.
– А ты это не в рекламе по телевизору подцепила? – недоверчиво переспросила Тина, силясь вспомнить, где уже слышала нечто подобное.
Девчонка пожала плечами:
– Даже если и в рекламе, это не значит, что ничего подобного не мог сказать какой-нибудь древний поэт. Или вообще Шекспир: «Клинок опасен острый – для врага. Для фехтовальщика – тупой вдвойне опасней… Точить иль не точить?»
Ветер колыхал сирень и гортензии – лиловая ароматная пена, белая, голубая, малиновая. Таращились из травы облезлые гномы и зайцы. Из открытых окон доносились звуки утренних телепередач, обрывки радиоэфира и запахи, запахи: тосты, омлет, чай с бергамотом, какао, апельсины, гречневые оладьи… Безмятежный мир, сладостная обыденность.
Грубый каменный мост над чёрной рекой казался фрагментом иного мира – фантасмагорического, сюрреалистического, опасного.
Тина замерла, не в силах сделать ни шагу больше.
– Как ты думаешь… Только не смейся, пожалуйста… Я не могла случайно рассердить какую-нибудь злопамятную утопленницу?