Издали потянуло свежим картофельным хлебом – похоже, пекарня Кирков открылась.
Город просыпался. Вода в душе текла чуть тёплая; зимой это раздражало, но сейчас пришлось кстати. Пока волосы подсыхали, Тина накормила кошек, позавтракала сама и даже успела полистать «Легенду» Ленгленда, машинально отмечая перекличку с Беньяном. Затем затрезвонил телефон.
– Я сегодня опоздаю, дорогая, маленький что-то капризничает, – сообщила Аманда с ходу усталым голосом. – Откроешь за меня там всё?
– Ну, конечно. Собирайся спокойно.
В трубке послышались гудки.
На памяти Тины Аманда ни разу не приходила вовремя: ни до свадьбы, ни после. Но теперь к тому же и отговорки не отличались особым разнообразием: «маленький» или капризничал, или болел.
По голой ноге мазануло что-то тёплое, лёгкое. Тина вздрогнула, с запозданием осознавая, что это всего лишь кошачий хвост.
– Прости, Королева, – повинилась она, наклоняясь и почёсывая под челюстью матёрую серую зверюгу с рваным ухом, увенчанную белым пятном на лбу, как серебряной диадемой. – Я бы с вами ещё посидела, но мне пора.
Королева – из всей кошачьей банды единственная нахалка, что сама набилась в питомцы, а не была милостиво подобрана на помойке, – неопределённо мяукнула и развалилась на полу в квадрате солнечного света. И не поймёшь, то ли обиделась, то ли просто решила подремать.
– Если ты думаешь, что мне хочется идти на работу, ты заблуждаешься, – вздохнула Тина. – Но нам же нужно на что-то покупать корм, как считаешь?
Кошка глянула искоса и мявкнула ещё раз более тонким голосом, перекатываясь на спину.
– Ну, раз вы меня отпускаете, ваше величество, я, пожалуй, пойду. Присматривайте за нашим родовым замком и не пускайте врагов.
Не то чтобы Тина действительно верила в чудесную силу кошачьей сигнализации, но в дом действительно ни разу не забирались воры. И даже агенты, продающие косметику, заходили, кажется, только однажды, в прошлом году, – две смешные, сильно надушенные женщины с ярко подведёнными глазами, ужасно похожие на Аманду. По пути на работу Тина храбро устояла перед умопомрачительными ароматами, долетающими из пекарни Кирков, уверенно проигнорировала соблазн посидеть в парке на качелях со стаканчиком кофе и задержалась только в одном месте – на мосту через Кёнвальд.
Река была неширокой, всего метров двенадцать, но очень-очень глубокой и холодной. В тени ив-плакальщиц и разлапистых дубов она казалась почти что чёрной и гладкой, как зеркало.