– Лепешек нет, – заметила Леська, когда они дошли до края оврага, где улица делала поворот в другую сторону.
– Чего?
– Навоза. Дерьма коровьего. Вообще вся улица чистая.
Сашка посмотрела на нее внимательно.
– Иногда я очень сильно хочу узнать, что творится в твоей голове. А иногда мне страшно это спрашивать.
– Сама ты дура. Просто, ну, раньше ж они всегда были. Не знаю. Помнишь, для бабушки их собирали?
– Помню, как я собирала, а ты ныла, что тебе противно.
– А сейчас что, коровы здесь не ходят? Их не пасут больше?
– На этой улице коров не осталось, наверное. Сколько домов стоит, три, четыре? Может, не держат здесь коров.
Но коров держали в каждой уважающей себя деревне. Свиньи у них в области долго не жили – почти каждый год фиксировали вспышку чертовой африканской чумы, и забивали все поголовье. Курицы – курицы это так, вон, даже мама на даче заводила пару несушек на лето, раздавала всем свежие яйца, а к осени сворачивала им шеи. А вот коровы – это часть культуры. Деревня в голове у Леси ассоциировалась с грязно-травяным коровьим запахом, большими круглыми глазами, теплыми шершавыми рогами. У бабушки порой не было денег вообще, родители привозили ей из города мясо и таблетки. Но одна-две коровы у неё всегда в хозяйстве были – телочка и её выросший теленок. Свежее молоко и громкое требовательное «му», которое на самом деле слышится скорее как «у-у-у-у» и разносится по всей улице.
А сейчас было тихо. Шумели деревья в овраге. Леся смотрела в него, в провал из темной зелени, и не понимала, на самом деле, зачем захотела сюда приехать.
Они поужинали, сидя на остатках крыльца. Суховатые готовые сэндвичи из поярковского магазина, сок из коробки, Леся съела еще банан, а Саша выбрала яблоко. На завтрак, помимо фруктов, осталась пачка печенья. Мечта гастрита, как сказала бы мама.
Солнце садилось медленно, небо желтело, краснело, но темнота ещё держалась в стороне. А вот холодало значительно – ветер сменился и принес холодный воздух с реки на краю деревни.