Вздрагиваю. «Светлая моя»… Обычное ласковое обращение, но сердце колет.
Дальнейшие ответы управляющего слушаю в пол-уха. Ничего нового он всё равно не скажет. Ночью спал, сон крепкий, ничего не слышал. Дом охраняет защитный контур, свободно проходят лишь члены семьи и слуги, и то не все. У подручных садовника и обслуги горртов доступа нет. О смерти господина Винкера узнал от Ази́сты, служанки, – голосила так, что всех переполошила. Почему так поздно? Так хозяин частенько засиживался до утра, а после отсыпался, до трёх часов его будить было строго запрещено. Где личный слуга был? В смежной комнате, ждал, когда господин одеваться позовёт. Урфáйг без приказа никогда не заходил, слушался беспрекословно, потому и особым доверием пользовался.
Показания Азисты мы уже слышали – в обязанности служанки входило будить господина, если он залёживался. Как и ответы прочих: обычный день накануне, ночь без происшествий, после открытия факта смерти немедленно доложили старшему сыну, Пигрону, он уже оповещал остальных.
Я и не ожидаю найти зацепки сразу. Потом, в тишине кабинета, я сяду, спокойно просмотрю запись – специально замедлив, чтобы разглядеть все подробности, ускользающие в обычном течении времени. Каждый жест, каждый взгляд и вздох, незначительные детали мимики, движения рук, позы. Вот тогда я обнаружу тысячи подозрительных моментов. Оговорки, оглядки, краткие паузы или, наоборот, слишком поспешные ответы. Крошечные нестыковки в описании событий. То, что дано только высокоуровневому магу, кем я и являюсь.
Сейчас я вымоталась и устала. Да и поздно, наверное. Поворачиваюсь к окну и натыкаюсь на мрак с редкими огнями фонарей. Кабинет господина Сарьэна выходит в сад. А в комнате давным-давно горит магический свет, созданный Даллором, который я, увлечённая делом, не заметила.
Маг тоже выглядит измученным. Не повезло – в первый же день громкое убийство, коим, ввиду важности жертвы, придётся заниматься лично. С другой стороны, если Даллор сразу, с ходу раскроет дело, Корона будет довольна.
– Господин Даллор, – спрашиваю вежливо, сил на язвительность не осталось, – думаю, на сегодня всё?
Он недоумевающе глядит на меня, на темень за окном, прислушивается к внутреннему чувству времени и качает головой.
– Одиннадцатый час. Надо же… А до которого у вас в Службе рабочий день, госпожа Родери?